Юрий Федосюк - Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов

Одной из смешных привычек Гриши была манера беспрестанно теребить пальцами волосы надо лбом. Только необходимость записать что-либо отрывала его от этого занятия. Некоторых преподавателей это доводило до белого каления. Учитель физики, рослый и громогласный хохол Бацман, то и дело прерывал свои объяснения раздраженным замечанием: «Грыша, нэ круты!» Гриша на минуту отрывал руку ото лба, но затем с новым рвением принимался за обычное свое дело.

Вероятно, кто-то из преподавателей позвонил Гришиным родителям с просьбой отучить сына от скверной привычки. Родители решили вопрос радикально: коротко остригли мальчика. Мы с интересом разглядывали остриженного Гришу: хохолка спереди как не бывало, что же он теперь будет делать? Но только начался урок, как мы увидели, что Гриша принялся за пощипывание кожи на остриженном месте. Теребление продолжалось и в дальнейшем, независимо от наличия и отрастания волос. Так как Гришины пальцы всегда были в чернилах, то верхушку лба его отныне украшало большое темно-синее пятно.

– Остается его только скальпировать, – печально заметил один из нас.

Новым удивительным открытием явилось то, что Гришин отец был не каким-либо отсталым человеком с малым образованием, а личностью весьма высокого ранга. Он носил три ромба – по-нынешнему генерал. Работал в Наркомвоенморе, занимая ответственный пост начальника капитального строительства этого учреждения или что-то вроде того.

Скромный отпрыск никогда не похвалялся положением отца, узнали мы об этом случайно. Лишь однажды Гриша проболтался, что отец общается с тогдашним начальником ВВС Алкснисом, благодаря чему сам он, Гриша, познакомился с юной дочерью знаменитого командарма, «весьма занятной дивчиной». Это неосторожное откровение вызвало новый поток издевательств. Гришу стали изображать в крайне неподходящей ему роли не то влюбленного жениха, не то коварного совратителя. Его преследовали вопросами: «Как поживает дочка Алксниса?», «А когда у вас очередное свидание?» и т. п.

Постепенно к Гришиным странностям все пригляделись, был он незлобив, не огрызался, и его оставили в покое. В моей же душе возобладало доброе начало: привычка высмеивать Гришу сменилась жалостливой симпатией. Увидев единственного в классе, проявляющего к нему доброжелательный интерес, мальчик жадно потянулся ко мне.

После уроков я иногда гулял с Гришей, беседовал с ним. Побывал и у него дома. Жили Зильберберги в одном на военных корпусов, незадолго до того выстроенных в Потаповском переулке. Руководителем этого строительства, как я много позднее выяснил, был отец Гриши. Семья – отец, мать и сын – занимали отдельную, но весьма небольшую и скромную квартиру. Как у всех ответработников, перебрасываемых в то время с места на место, квартира была обставлена спартански простой казённой мебелью. Грише была отведена отдельная комната. Он владел велосипедом и фотоаппаратом «ФЭД». И то и другое так и осталось предметом неосуществившихся мечтаний моего детства. На велосипеде Гриша катался летом где-то в Краскове, фотографией же занимался и в Москве; нередко я заставал его в темной ванной за проявлением пленки или печатанием. Фотографии были никудышними: то недодержка, то передержка и во всех случаях эмульсионные пятна на снимке. Единственной памятью о Грише остались мои фотопортреты, снятые им в десятом классе, когда мы поехали с ним гулять в ЦПКиО. Качество ниже среднего.

Гришиного отца я не видел – он вечно был на работе или в разъездах. Мать, толстая и сварливая женщина, постоянно бранила и корила сына, так что у меня даже возникло подозрение: не мачеха ли она?

Мне кажется, что родителей Гриша не любил, как и они его, не оправдавшего их надежд тупицу и неудачника. Гриша был лишен не только симпатий одноклассников, но и родительской любви – грустная ситуация для формирования личности!

В беседах с Гришей выяснилось: он не столько глуп, сколько недоразвит и ограничен. Приведу удививший меня случай:

Однажды он сообщил мне на прогулке:

– Ты знаешь, Сабйнов умер.

– Какой такой Сабйнов? Первый раз слышу.

– Ты не слышал? Такой знающий, образованный! Даже я о нем слышал, отец говорил. Это же знаменитый певец.

Тут я понял, что либо сам Гриша при чтении газеты, либо его отец неправильно поставил ударение в фамилии Собинов. Деталь, рисующая кругозор семьи высокопоставленного военного.

Любая сказанная мною банальная острота, истрепанная шутка, произнесенная вовсе не для того, чтобы рассмешить, а просто так, между делом, вызывала бурную, восторженную реакцию Гриши. Всё для него было внове, словно он явился с другой планеты, ничего не знал и не слыхал. Как-то он пригласил меня пойти после уроков в кино, я отказался, объяснив: «Не могу: мои финансы поют романсы».