Николай Семёнов - Это было на рассвете

Ему никто не ответил, все были заняты.

— Некому сдать шайтана, — пробормотал он и, обессиленный, привалился спиной к танку. Послышался голос Крылова:

— «Михаил Гаврилович», кого приволок?

— Вон ворочается в снегу. Наверно, хочет рот своя развязать. Трясется как мерин на морозе. Тяжелый шайтан, мокрым потом вспотел, — устало повел глазами сержант. — Товарищ лейтенант, почему фриц так крупно дрожит?

— Ладно, пусть трясется. От него разит водкой, должно, проходит хмель, вот и мучается. — С кем ты был, один?

— Нет. Мы были с Тещей, — без шутки ответил Юсупов.

— Я серьезно спрашиваю!

— Мы были с ефрейтором Тещевым Николаем.

— Где же он?

— Он погиб, остался вон там, — Юсупов показал в сторону оврага, что на левом фланге.

— Надо же, своего оставил, а фашиста притащил! — возмутился Крылов.

— Я его не тащил, он сам тащил себя.

— Ладно, за Николаем Тещевым пошлю.

Поскольку больших знатоков немецкого языка не оказалось, то небыстро удалось заставить говорить пьяного пленного солдата. Когда ему потерли уши, чтобы побыстрее прошел хмель, он стал дергаться, кричать. Потам заплакал.

— Погоди, придет время, зарыдает и твой фюрер, — усмехнулся один из автоматчиков.

Пленный рассказал, что их дивизия отступает почти из-под самого Ленинграда. Потери большие. В Великом Селе погиб командир танкового полка гитлеровцев. Вчера вечером наши самолеты сбросили грузы с продовольствием (пленный вытащил из кармана и показал кусок сала). Но с того места советские подразделения уже ушли, и все это досталось им. Немецкое командование разрешило выпить и приказало идти в атаку, чтобы наших окружить и взять живыми.

Неравный бой продолжался более суток. Силы у нас были на исходе. Боеприпасов почти не осталась. Танкистам приходилось делиться снарядами. Подошедшие части мощным огнем артиллерии и танков остановили наседавшего противника и вынудили его отступить с большими для него потерями.

О людях, оживляющих танки. — Начало штурма. — Что ни шаг — то мина. — Уома — Питкяранта — Ухта. — За край полярного сияния.

Наша танковая бригада после изнурительных боев в пригороде Новгорода, Сутоках, Кшентицах и 150-километрового рейда во вражеский тыл, нанесшего ему значительный урон, нуждалась в пополнении боевой техникой и личным составом. Поэтому группа офицеров, в том числе и я, отправилась в Москву на танкоремонтный завод за боевыми машинами. Старшим был капитан Урсов.

В Москву приехали во второй половине дня 13 апреля. Стоял весенний теплый солнечный день.

Жизнь в столице течет, как в мирное время: ходят трамваи, автобусы, толпы народа на улицах. Вид у горожан по сравнению с прошлым годом стал намного бодрее. Наши вооруженные силы в наступательных операциях зимой и весной 1944 года на всех фронтах одержали крупные победы.

У заводских ворот мы встретили русоволосого, одетого по-рабочему, лет сорока, усталого на вид мужчину.

— За техникой? — спросил он.

— Так точно! — ответил капитан.

Мужчина достал из кармана потрепанный блокнот.

— Полевая почта № 37212? — уточнил он.

— Так точно!

— Проходите в казарму переменного состава. Там вас ждет представитель штаба округа, — показал он нам на продолговатый желтый барак.

Чуть позже мы узнали, что это был начальник производства завода Василий Дмитриевич Страмнов. Он оказался очень требовательным, способным организатором и отлично знающим бронетанковую технику человеком.

Чтобы попасть в казарму, надо было пройти почти всю территорию завода. Нетрудно было понять, что работа тут кипит: шум станков, скрежет кранов, стук молота, рев моторов. Одни танки после ремонта сходят с конвейера, другие — возвращаются после испытаний. Вид у каждого рабочего усталый, осунувшийся, серьезный.

Мы остановились возле ожидающих ремонта поврежденных машин.

— Обратите внимание на башни. Истыканы десятками снарядов, а пробоин почти нет, — проговорил капитан Урсов.

— Факт, наша броня намного крепче гитлеровской, — заметил я.

— Это верно, — согласились все.

Неподалеку была свалка разбитых желто-полосатых немецких танков. Туда мы не стали заходить — насмотрелись досыта на фронте.

В казарме двумя шеренгами стояли только что прибывшие экипажи. Их инструктировал майор в ладно сшитой, стального цвета шинели.