Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР

– Быть может, – сказал он, – фильм, который мы вам сейчас покажем, поможет каждому осознать эту всемирную опасность.

Кинокартина началась с эпизодов гражданской войны. На экране отряды Красной Армии шли в атаку на последний, неприступный бастион контрреволюции. Белые бомбили их, обстреливали с кораблей. Красноармейцы погибали, но в строй становились новые бойцы. Вот появилась кавалерия. Ерошенко заиграл на гитаре "Марш Буденного". В зале кто-то крикнул "Ура!".

В этот момент Нерултенг вскочил. Схватив Ерошенко за руку, он громко закричал:

– Это невероятно! Невозможно!

От неожиданности Василий выронил гитару.

После этого случая Нерултенга словно подменили: он перестал смеяться, шутить, вид у него был всегда какой-то печальный. Ерошенко замечал состояние молодого друга, но думал: молодо-зелено – пройдет. Как он ошибся!

Однажды к Ерошенко пришел Таурулкотл и шепотом сообщил:

– Мой брат сошел с ума. Он сидит все время у моря, грустный, и не хочет ни с кем говорить. Но самое главное… он бросил в море ту самую книгу… которая про Север. О, Какомэй, не ругайте его! Я вам дам за нее все, что захотите – мех белого медведя, тюленью куртку, нарты…

А через день ужасной силы взрыв потряс базу. Мимо окон с криком и шумом мчались люди. Выбежав на улицу, Ерошенко схватил за локоть Таурулкотла. Мальчик плакал и причитал по-чукотски. Василий понял: произошло непоправимое.

– Говори по-русски! Говори по-русски! Я не понимаю тебя, говори по-русски!

– Нерултенг… бомба… больница…

Василий обомлел. Медленно побрел он к больнице, передвигая одеревеневшие ноги. Поднялся на второй этаж. Сестра встала у двери, сказала, что доктор не велел никого пускать. Ерошенко молча отодвинул ее в сторону. Нерултенг узнал его шаги и закричал:

– Какомэй, Какомэй! За что они ослепили меня?

– Кто, Нерултенг, кто ослепил тебя?

– Ваши цивилизованные, по-европейски воспитанные люди, которые выдумали эти бомбы.

Что мог ответить своему другу Ерошенко? Какие найти слова, чтобы тот все понял? Теперь Нерултенг не верил всем "таньга" – белым. А на следующий день в больницу пришли чукчи, и, не обращая внимания на медсестру и врача, унесли больного в тундру.

Узнав это, Ерошенко растерялся. Он хотел увидеть Нерултенга, помочь ему, но не знал, доверяет ли тот ему теперь. Но вот к Ерошенко пришел Таурулкотл и сказал, что брат его почти здоров, только в него словно вселился какой-то бешеный келе: Нерултенг рассорился с друзьями, выгнал из яранги родителей, а его, Таурулкотла, бьет.

– Помоги нам, Какомэй, – попросил чукча. Ерошенко отправился в ярангу к юноше. Нерултенг, услышав шаги Василия, как-то сразу успокоился, взял его за руку и сказал, что благодаря снадобьям и травам раны его почти зажили, только… он уже никогда не сможет видеть.

– По чукотскому обычаю очень старый или больной человек, – сказал Нерултенг, – может сам, по собственному желанию покинуть Тундру живых и уйти наверх, в Тундру мертвых. Зачем быть в тягость другим?.. – Он помолчал. – Хороший обычай, не правда ли?

Ерошенко не отвечал; он не сразу понял, куда клонит юноша. Но Нерултенг принял его молчание за согласие.

– Однако наложить на себя руки нельзя: это – грех, плохо. Такую услугу человеку оказывает тот, кого он больше всех любит. И тот, кто очень любит его, – сказал Нерултенг, многозначительно пожимая руку друга.

И тут Ерошенко понял, к чему клонит его приятель. Он вздрогнул, словно по его телу прошел электрический ток, и закричал:

– Ты не смеешь, не смеешь просить меня об этом. Нерултенг! Я не хочу и не могу этого сделать!

– О, Какомэй, – запричитал Таурулкотл,- – скажи моему брату, что я сам сделаю это ради него. Неужели не я люблю его больше всех на свете?

Но Нерултенг не слушал его и, обращаясь к Ерошенко, продолжал.

– Зачем ты кричишь? Зачем волнуешься так, Како-мэй? Давай обсудим все спокойно… Это ведь всего лишь дружеская услуга.

– Но ведь это – убийство. – Ерошенко говорил взволнованно, торопливо… – Я сам слепой и знаю – незрячий может жить, трудиться, иметь друзей. Я увезу тебя в Москву, ты будешь работать, у тебя будут жена, дети. Ты еще найдешь свое счастье. Не опускай руки, брат мой!

– Скажи мне, о Какомэй, скажи откровенно, как брат брату и слепой слепому – ты живешь и работаешь в Москве и ты счастлив, да?.. Скажи тогда, почему ты один?

– Почему я один… – как эхо повторил Ерошенко. – Тебе я отвечу на этот вопрос… Я много путешествовал по Востоку, был в Японии, Индии, Китае. Обо всем, что увидел там, что пережил, я написал в своих сказках. Сказки эти были подобны воздушному замку, уходящему в небеса. И замок этот рухнул – я упал, но не разбился, потому что воздушные замки существуют только в воображении…