Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР

После возвращения с Чукотки Ерошенко снова оказался на распутье. "Оседлая" жизнь, работа где-нибудь в городе была ему не по душе, а новых планов путешествий он, видимо, еще не строил. Два года Ерошенко преподавал в Понетаевской школе слепых неподалеку от Нижнего Новгорода. Осенью 1932 года он переехал в Москву и поступил корректором в типографию рельефного шрифта на Арбате.

В 1932 году Ерошенко отправился в Париж на очередной Всемирный эсперанто-конгресс. Осуществить такую поездку по ряду причин было тогда не просто, и все же Ерошенко попал в Париж. Его привлекала возможность повстречать там японских эсперантистов, об участии которых в конгрессе было заранее известно. И действительно такая встреча состоялась. Делегат Японии Мито вспоминал, что за одиннадцать лет, прошедших после высылки Ерошенко из Японии, Эро-сан почти не изменился: он был все таким же молодым и веселым и, казалось, носил ту же русскую косоворотку, что в Японии, а через плечо его был переброшен плащ, подаренный некогда Сома.

Эту встречу вспоминает в своей книге и Такасуги, но он ошибочно полагал, что путешествие на Чукотку состоялось уже после поездки Ерошенко в Париж. А между тем Ерошенко многие годы после возвращения с севера давал знать о себе японским друзьям – через эсперантские журналы, которые, как он считал, непременно должны были читать в Японии.

В 1933 – 1934 годах в издающемся в Швеции журнале для слепых "Эсперанто лигило" одна за другой появились статьи Ерошенко "У слепых Узбекистана", "Советская Армения", цикл рассказов и стихотворении "Из жизни чукчей". В 1934 году его рассказ о слепом Кейгине перепечатал японский журнал, который издавался не только по Брайлю, но и обычным шрифтом, так что его вполне могли прочитать зрячие друзья Ерошенко. и 1947 году Ерошенко напечатал очерк "Шахматная задача", посвятив его своим друзьям на Дальнем Востоке.

Но интересы Ерошенко, как всегда, не ограничивались этой работой. Из письма от 16 марта 1933 года мы узнаем, что Ерошенко редактировал "Альманах" слепых литераторов, а летом во время отпуска много путешествовал по стране. "Я живу в Москве, – сообщал он в письме, – но всегда готов ускользнуть куда-нибудь в деревню, на простор". Жизнь в городах всегда была для него неприятной необходимостью. Он воспринимал ее лишь как отдых между двумя путешествиями.

Ерошенко мысленно путешествовал всю жизнь. Даже его комнатушка в Москве напоминала купе вагона – он смастерил в ней подвесные нары, на которых часто отдыхали его гости, знакомые, а иногда и мало знакомые люди. Здесь, в Москве, Ерошенко снова чувствовал себя маленьким кораблем, застоявшимся в гавани: казалось, ветер странствий рвал его паруса, и он ожидал лишь команды.

И вот однажды… Это было осенью 1934 года, в типографию зашел незнакомый человек. По его гортанному выговору Ерошенко догадался, что гость приехал из Средней Азии.

– Салям, дорогой, – сказал приезжий. – Дело у меня к вам, от туркменского Наркомпроса, – он тщательно выговорил два последних слова. – Хотим мы в республике создать школу слепых. Но… деньги йок, дети йок, книги йок (19). Гость печально улыбнулся. Ерошенко тоже улыбнулся в ответ, но не столь печально.

– А желание есть?

– Бар (20), – ответил гость. – Наркомпрос деньги дает, говорит: весна… школу открывать. Директор – йок. Где взять такого, чтобы по-туркменски говорил?

– Есть у меня один такой на примете. Пойдем ко мне, я тебя с ним познакомлю, – сказал Ерошенко.

Эту ночь гость провел на нарах в комнате Ерошенко, а на другой день хозяин вместе с гостем уже ехали в поезде "Москва – Ашхабад". Туркмен пытался объяснить, что средства на школу выделят только весной, что директор должен говорить по-туркменски, но Ерошенко, казалось, не слушал его.

– Ладно, ладно, по-туркменски мы с тобой весной поговорим. А школа, значит, будет в Кушке. Самый юг страны. Отличное место…

Еще будучи на севере, Ерошенко решил в следующее свое путешествие отправиться на милый его сердцу юг.

Как провел Ерошенко в Ашхабаде эту осень и зиму, мы не знаем, не удалось пока установить, где он жил эти месяцы, чем занимался (21).

С апреля 1935 года Ерошенко заведует детдомом и даже берется преподавать там туркменский язык и литературу. Очевидно, все это время он посвятил изучению туркменского языка. Летом Ерошенко (вместе со зрячим помощником Татищевым) поехал по аулам. Заходили в юрты, здоровались и начинался неторопливый разговор за пиалой чая.

Детей в школу отдавали неохотно. Нередко родители ворчали: "Беда наша – сами и присмотрим за ребенком. А грамота слепому ни к чему". Одним из первых учеников Ерошенко стал Дурды Питкулаев, которого Василий Яковлевич нашел в инвалидном доме. Приодетый и приободренный, Дурды стал помощником Ерошенко и вместе с ним уговаривал родителей отпустить детей на учебу. Как бы то ни было, но 1 сентября 1935 года первая в Туркмении школа слепых детей начала учебный год.