Михаил Армалинский - Правота желаний (сборник)

Смерть – это время и место общей встречи.

Демагогия христианства и прочего садизма исходит в своём «человеколюбии» из обвинения, которое человек не в силах опровергнуть всю его жизнь: рождённый во грехе. Что бы ты ни делал, как бы под корень ни вырезал себе хуй и ни заливал расплавленным свинцом влагалище, от этого обвинения не уйти – ты всё равно был зачат известно чем и известно где…

Советская власть подала своему народу это обвинение под новым вонючим соусом: «Пред родиной вечно в долгу». То есть сам факт рождения на территории СССР делал тебя вечным должником перед Центральным комитетом.

Ну а раз ты пожизненно виноват и вечно в долгу, то ты должен виниться и расплачиваться, а именно: позволять себя стричь, облагать штрафами, да и что там мелочиться – позволять себя убивать.

Человечья вина являет себя прежде всего в неизбывности похоти, которую как ни убивай, но она всё равно оказывается живой – даже при вырванном хуе и зашитой пизде. Этот феномен эксплуатирует мафия христианства и прочие религиозные банды – раз похоть у тебя вечна, то тебя можно стричь и доить тоже вечно.

Одна из форм стрижки – это взимание государством денег со своих граждан за наличие у них похоти. Так, Франция вырвалась намедни в передовицы в этом деле, вынашивая закон о запрете проституции и взимании огромных штрафов с проституточьих почитателей и поклонников, то есть мужчин будут по-христиански и по-моральски преследовать за сам факт существования у них похоти. И деньги потекут кровавой рекой в католическо-исламскую французскую казну.

Всё французское до недавнего времени связывалось с любовью, насморком и коньяком, вскоре же всё французское будет вызывать в памяти лишь их вконец обезумевшее законотворчество.

Когда же явится новый Робеспьер, который установит гильотины у ихнего парламента, чтобы отрубать головы всем парламентариям, которые голосовали за принятие этого закона?

А вокруг гильотины будут торжествовать и веселиться проститутки со своими клиентами, а именно: всё здоровое население Франции.

При появлении главнокомандующего страной каждый мужчина даже без команды встаёт по стойке «смирно» и каждая женщина даже без команды «Вольно!» ложится фривольно.

Жена – это пизда в законе.

Почему нагота женщины (якобы равноправной во всём с мужчиной) считается несравненно более постыдной, чем нагота мужская? И, как следствие этого, женская нагота оценивается незаслуженно высоко в уголовных делах за распространение обнажённых женских фотографий в интернете без разрешения обладательниц тел.

Ведь с точки зрения компрометации мужчина уязвим несоизмеримо больше, чем женщина. Хуй у него – налицо, а не то что пизда, спрятанная между сдвинутых ног, и поэтому, если заснятый на фото-видео и распространённый по интернету голый мужик оказывается с маленьким хуем, то его репутация разрушается на всю его последующую жизнь.

Когда женщина скрывает всё своё тело, как это делают мусульманки, монашки или как европейские женщины в прошлых веках, то это означает, что всё тело женщины воспринимается как источник соблазна и наслаждения.

Сексуальная свобода уточняет, анализирует наслаждение и публично оповещает о полученных результатах. Средством оповещения является обнажение, с помощью которого женщины подсказывают мужчинам, где находятся их наиболее чувствительные эрогенные зоны. Избавившись от балахонов и платьев, женщины указывают прежде всего на те части своего тела, которые ещё остались закрытыми купальным костюмом. Продолжение подсказки осуществляется с помощью дальнейшего обнажения – замены сплошного купального костюма на бикини (лифчик и трусики), открывая для публичного обозрения женский живот с пупком. Затем явились укороченные и приуженные купальники, которые скрывают только соски и лобок с ничтожной частью ягодиц.

Все знают: именно то, что не показывают, а скрывают, и есть самое главное.

Раньше это сокрытое определялось широко – как грудь и бёдра. Теперь взгляд с помощью увеличения обнажения выявил основную суть запретного: соски, клитор со входом во влагалище и анус. Сомнений не осталось. Цели ясны.

Эти так называемые «одежды» показывают последний оплот общества: «последнедюймовые» запреты, которые становятся прощальной данью половой морали.