Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным

– Да, да. Это я, Иван Назаров…

– Это ОН, – говорю я полковнику.

Полковник хватает трубку и, глотая слова от волнения, объясняет, кто мы и зачем приехали в Оренбург… Ветер. Должно быть, поэтому никакой слышимости.

– Выезжайте сегодня… Встречу в Кувандыке…

И все. Метель пригоршнями снега стучится в окна. Галки еле держатся на проводах.

В трубке треск и голос телефонистки: «Линия повреждена. Извините». Но мы все равно счастливы.

– Действительно жив! И даже сам встретит!

Станция Кувандык. У привязи две белые от инея лошади жуют сено. Навстречу нам идет человек. Полушубок. Солдатские сапоги. Все быстрее шаги. Два человека почти бегут навстречу друг другу…

Если мужчины две минуты, обнявшись, трутся щеками, если без шапок не замечают мороза, если на глазах у них слезы и если при этом они не могут вымолвить слова – значит, мужчинам есть о чем говорить, есть что вспомнить.

– А это корреспондент «Комсомольской правды», – знакомит полковник.

Иван Назаров кидает в сани охапку сена. Садимся. Мелькнула фуражка дежурного по станции. Иней медленно тает на боках лошадей.

Первые полчаса разговор из сплошных восклицаний: «А помнишь?», «А помните?..»

– А помнишь бой накануне?.. Рота рванулась за реку…

– Да, ни один не вернулся…

– Сланевский волосы рвал… Жалко ребят…

– А помнишь Свиридовых – гимнасты, муж и жена?

– Да, он в штабе, а жена – санитарка…

– Минута свободная – надевают костюмы, и целый концерт на поляне…

– С ними наш Казбек выступал. Казбек Бутемиров, комсоргом был… Развяжет, бывало, мешок – вместе с патронами, с буханкой хлеба костюм гимнастический.

Постепенно разговор подходит к самому главному. Лошади одолевают горку после оврага. Иван расстегивает полушубок, и я вижу – на сером пиджаке у него мелькнула Звезда.

Как это было?.. Иногда, если очень устанешь или голова разболится, снится это ужасное стадо из танков. Наши артиллеристы здорово молотили в тот день. В двадцати шагах от меня одному «тигру» «картуз» набок свернуло. Другого я сам, когда он развернулся, гранатой по «сетке» достал. Однако и наши в окопах смолкали. В передышку пробежал по окопам. От взвода остались я да еще Казаков, старший сержант. «Казаков! – кричу. – Казаков!» Даже глаз не поднял, хрипит. Лужа крови у спины. Тут они снова пошли. Я с пулеметом в воронку. «Ляжете, – думаю, – сволочи». И вдруг почти у дороги вынырнул из дыма этот приземистый, лягушиного цвета, кресты на брюхе. У наших артиллеристов как раз заминка вышла. Начал «тигр» окопы утюжить. «Что же ты мертвых, подлый, тревожишь!» Метнулся я в соседний окоп – связка противотанковых в руки попала. Тут он прямо на меня и полз. Хлестнул очередью – не достал. «Брешешь, гад, – думаю, – помирать будем вместе». Задрал он перед на бугорке, ну и под днище я ему в аккурат подкатил связку… Взрывом кинуло в сторону… Ноги – как плети. Помню, полз, пил грязную воду…

Иван Михайлович опять достает сигарету. Придержав лошадей, закуривает, обжигая на ветру пальцы…

– Очнулся я уже пленным…

Сознание вернулось к взводному Назарову вечером. Прямо над головой торчала гусеница «тигра». Два немецких солдата тыкали в бок автоматом, зло говорили: «Рус, рус…» Рука потянулась за пистолетом. Тяжелый сапог ударил в живот. Чужая рука вынула пистолет и зашвырнула в снопы.

– Рус! Шнель, шнель…

Ноги не слушались. Четверо с автоматами схватили его, мешком кинули в бронированный кузов… Опять ухали взрывы, зеленым светом рассыпались ракеты…

Второй раз очнулся в лесу. В соснах стояли танки с крестами.

– Надо поговорить, лейтенант… – На корточки перед ним садится офицер-власовец. Говорит мягко, протянул флягу с водой. – У вас танки должны быть. Сколько и где?

Иван выплюнул красную сухую слюну и отвернулся.

– Мне поручили узнать… Где танки?

Иван не помнит, какое слово сказал он тогда. Помнит – в лицо ему полетела помятая фляга. Потом тяжелые сапоги и приклад били по голове. Потом офицер-власовец отошел, сел на ящик из-под снарядов и закрыл руками лицо. Потом подошли двое немцев… Опять удары…

Он до сих пор не может понять, почему не убили и зачем везли нестерпимо тряской дорогой через лес, через поле, через маленький городок.

В последний раз очнулся на куче опилок. Рядом лежали еще пятеро в таких же, как у него, изорванных гимнастерках. Справа виднелись колючая проволока, пулеметная вышка, вдоль ограды взад и вперед скакала овчарка с перевязанной лапой.