Александр Лепехин - Туляки в боях за Отечество. Часть 1

Через пару дней после освобождения довольно теплым декабрьским вечером вся деревня была накрыта интенсивным арт-огнем с другого берега Оки со стороны деревни Жуково.

Так как в нашем доме было много народа, дома-то сгорели и все пришли к нам отогреваться, на улице был мороз 30 градусов. Когда первые снаряды или мины начали рваться у нашего дома, все спустились в подвал. Как потом узнали, часть жителей спряталась в своих подвалах. В подвале собралось много народа. Мы, дети, как обычно сидели и играли. Мать села за печку, на руках у нее была моя маленькая сестренка Мария. Мама все время просила меня, чтобы я был рядом, а то вдруг в окно попадет снаряд. Она думала, что за печкой не опасно. За секунду до взрыва Мария заплакала и мать ее прижала к груди. В это время раздался страшный взрыв во дворе, там стояли наша Машка и лошади наши и солдат. Туда одновременно угодило сразу два снаряда. Мама сидела за печкой у двери, что выходила во двор. Так эту дверь пробил и влетел в подвал длинный осколок, который пролетел буквально в 10 сантиметрах от моей маленькой сестры. Осколок к счастью никого не задел, а дверь влетела к нам в подвал. Все бросились к выходу из подвала, меня затолкали в моих больших валенках. Все выбежали в развороченный взрывами двор. Все животные погибли. Мы с мамой выбежали последними. Я в своих больших валенках не смог выбраться самостоятельно. Мне было трудно перелезть через разбросанные бревна и доски. Мы выскочили на улицу. Вокруг нас свистели пули, рвались снаряды. Я спотыкался, падал, вставал, оглядывался. Мама тащила меня куда-то вперед, плакала, просили быстрее бежать. На улице стояло много разбитой техники, в основном машины, валялись люди и лошади. Оказывается, мы бежали через улицу наискосок к колхозным подвалам. До них было метров 200–250. Как нас не убило мне до сих пор непонятно.

Мы добежали до подвалов, но они оказались забитыми солдатами и жителями. Мы стояли практически на улице. Нас старались пропустить, но ничего не получалось. Меня подняли на руки и над головами понесли в центр подвала. Бой еще продолжался. Вернее обстрел деревни. В каждый дом попало по одной, а то и две мины. Другими словами, мало того что дом сгорел, так его еще добили минами и снарядами. Из глубины подвала протискивался дядя Сережа. Он выводил из подвала свою семью. Он сказал маме, что будем уходить на деревню Хутора. Это нужно было идти 3 километра через густой лес. Он сказал, что если сюда угодит снаряд, то тут будет каша. К этому времени обстрел прекратился.

Огородами мы вышли к лесу. В лесу нас ждала другая трудность. Весь лес был забит войсками и техникой. Пройти по лесной дороге не представлялось возможным. Мы протискивались между солдатами и деревьями. К утру мы все же пришли на хутора. Первые встреченные нами жители сказали, что дом ее сестры тети Марфуши немцы сожгли. Это был единственный сожженный дом в деревне. Мы подошли к дому. От него остались только кирпичные стены. Из потолка торчала труба, и из нее шел дым. Вместо двери висела попона. Солдаты, то входили, то выходили из этой прикрытой дыры. Мы зашли в дом. Но там было столько стоящих солдат, что протолкнуться среди них было невозможно. Нас маленьких детей опять на руках через головы передали к печке. Чтобы мы быстрее отогрелись, нас посадили прямо на печку. Через некоторое время солдаты ушли. Мы остались одни. Над нами был потолок, но в одном углу он прогорел и дырку забили каким-то тряпьем.

Наша тетя с домочадцами был дома. Мы заночевали у нее. Утром она приготовила нам завтрак. И пока мы ели, она рассказала нам, что тут творилось при немцах.

Четвертый слева в темном пальто Ваня Иванов

Деревня Хутора небольшая, всего домов 20. Одним концом деревня упиралась в густой и дремучий лес, друга сторона выходила на бескрайние поля. Летом тут красота неописуемая и тишина. Немцы тут не стояли. Они опасались деревень, которые стояли на опушке леса. Поэтому и у нас их не было. Отступая, немцы заняли этот дом. В нем находилась моя тетя, еще одна женщина и шестеро детей. В сенях немцы установили пулемет. А всех детей и женщин загнали на печку и запретили открывать дверь в дом. Если бы наши решили подавить эту огневую точку, то все бы погибли. Они сидели на печке и слышали, как стреляет пулемет. Потом стрельба прекратилась, и начался шум в сенях. На дворе заревели коровы, там еще стояли теленок, овцы и другая живность. Но пройти на скотный двор можно было только через сени, а там немцы. Вторая женщина все пыталась выйти в сени, но тетя Марфуша ее удерживала, боялась немцев. Но немцы уже ушли и напоследок подожгли дом. Дом уже вовсю горел, но в хате этого не чувствовалось. Слышно только было скотина орет. Все же эта женщина открыла дверь в сени, а оттуда пламя. Она быстро захлопнула дверь, выбила окно и стала выбрасывать детей, одежду, одеяла. Огонь уже бушевал в хате, из окон валил густой дым, а она все выкидывала и выкидывала вещи из окна. Тетя Марфуша умоляла ее быстрее вылезать из дома. Наконец она выскочила через это маленькое окно и бросилась тушить пожар. Тут подоспели наши солдаты и соседи и стали ей помогать. Они укутали детей и унесли в соседние дома. Мы кое как позавтракали и решили возвращаться к себе в деревню. Придя домой, мы увидели, что вокруг нашего дома лежат убитые лошади и солдаты. Один солдат лежал в сенях с котелком в руках. Когда солдат с котелком выходил из нашего дома, через дверь в дом влетел большой осколок и попал в него. Зияющая дыра в двери оставалась еще несколько лет, как напоминание о войне. Я ее заделал, когда уже вырос и приехал с севера.