Александр Соколов - Александр Кравцов. Жизнь театрального патриарха

Помимо призывников, уходивших на фронт, тысячи, десятки тысяч добровольцев рвались бить фашистов. Среди них был и Михаил Иосифович Кравцов. У него была бронь как у учёного, но он потребовал снять её и в сентябре 1941 года ушёл воевать и вскоре погиб. Но об этом позднее…

А жена и сын остались в осаждённом Ленинграде…

Блокада Ленинграда началась 6 сентября 1941 года.

При налётах немецкой авиации гудела сирена. И все уходили в бомбоубежище. Но Саша не уходил, бросался ловить зажигательные бомбы и тушил их, опуская в баки с водой или песком. Однажды он вернулся в бомбоубежище с большим опозданием. Мама спрашивает: «Почему ты улыбаешься?!» – «Я не улыбаюсь.» – «Нет, ты улыбаешься!» И вдруг Саша почувствовал пощёчину. Мать интуитивно всё поняла. Он был в шоке. Придя в себя, он рассказал, что произошло. Друг погиб. На том месте, где был дом его друга, он увидел воронку. А немного дальше, на дереве, на ветке – оторванную руку…

Продукты в городе постепенно истощались.

Потом начался голод.

Зимой, переходя Неву, Саша спускался и поднимался по замёрзшим трупам, как по лестнице. Их никто не убирал…

О ленинградской блокаде написано много, очень много. И документальной, и художественной литературы.

Замечательный писатель Валерий Поволяев, не одно десятилетие друживший с Александром Кравцовым, любезно предоставил для этой книги ещё не опубликованный пронзительный документальный очерк о блокаде, который точно и сурово высвечивает ту трагическую эпоху. Автор книги приводит его полностью по одной простой причине. Уходят блокадники – свидетели той страшной эпохи, а идущие за ними поколения или ничего не знают о ней, или очень поверхностно. И нет ничего ценнее, чем напитать души и разум наших современников тем, как жили, боролись и умирали за Родину наши отцы и деды. А проще говоря: кто не знает прошлого, у того нет будущего.

Итак, перед вами очерк, а точнее повесть о ленинградской блокаде в Великую Отечественную войну 1941–1945 годов (она выделена в общем повествовании другим шрифтом).

Ленинградец Александр Михайлович Кравцов – блокадный мальчишка, выживший в самую тяжёлую блокадную зиму, был почти без сознания эвакуирован на Большую землю с матерью… Он, пожалуй, был одним из немногих пацанов, густо населявших их дом до войны (а может, даже и единственный), кто остался жив.

Мне ещё в советские годы удалось познакомиться с большим количеством блокадных документов, с историей осаждённого города, общаться с живыми питерцами, пережившими страшную пору сорок первого – сорок третьего годов, – я несколько лет подряд ездил в невскую столицу, собирал материал для прозы, бывал в самых разных местах, связанных с обороной города, и очень хорошо представляю, что пришлось перенести обычному ленинградскому мальчишке-блокаднику, чтобы уцелеть.

Не дай Бог кому-нибудь из нас пережить былое или хотя бы просто перенести всё это – от увиденного можно легко стать инвалидом.

Свидетелем или даже участником трагических сюжетов, рассказанных здесь, был и Саша Кравцов, будущий режиссёр, драматург, актёр.

Эти истории были рассказаны разными людьми, участниками блокадных событий. А ведь этих людей пытались сломить, умертвить, но они не сломались и вопреки всему остались живы.

Перед мужеством их, оставшихся в живых, перед мужеством мёртвых склоняли головы и вставали на колени их современники.

Склоним же головы и встанем на колени и мы.

Официально считается, что блокада Ленинграда началась шестого сентября 1941 года, когда немцы взяли Мгу – крупную железнодорожную станцию, перерезали последнюю ветку, питающую Питер, восьмого сентября гитлеровцы перерезали последнюю водную артерию – Неву у Ивановских порогов…

Восьмого же сентября на Питер был произведён массированный налёт немецкой авиации – до этого гитлеровские самолёты не могли прорваться к городу. Наши лётчики, прошедшие финскую войну, очень умело отбивали все воздушные атаки противника. Главной целью налёта восьмого сентября были Бадаевские продуктовые склады. Было уничтожено всё, что там имелось. Погибли все продукты – в частности, вся без остатка мука, вся крупа, весь сахар. В городе осталось лишь то, что хранилось в райпищеторгах. А это – обычный минимум, запасы на три-четыре дня, которые никак не могли удовлетворить потребности огромного города.