Адриан Топоров - Воспоминания

Здесь несколько примечательных фактов: молодой человек круто изменил свою жизнь, он по убеждению, добровольно едет в «глухое село» и обучает там не только детей, но и взрослых, иначе сказать, «прозорливо» приступает к осуществлению того, что после Октября будет составной частью культурной революции. К 1920 году он помогает энтузиастам-крестьянам организовать коммуну «Майское утро» и становится у них учителем.

Если сейчас беспристрастно присмотреться к тому, что делал учитель А. М. Топоров в коммуне «Майское утро», то правомерно сказать, что он был там истинным просветителем, упорно и творчески ищущим новые формы культурной работы на селе. Кроме школы для детей, которую коммунары создали прежде всего, работали ликбез и школа повышенной грамотности, систематически (это обстоятельство надо подчеркнуть) проводились политинформации и научно-популярные лекции, учителем были организованы хор, оркестр, драмкружок, систематически велась читка художественной литературы. Драмкружок ставил десятки различных произведений, преимущественно классических, и даже выезжал по приглашению в другие села. В коммуне, конечно же, при участии учителя, выходила стенгазета, шла антирелигиозная работа, шла борьба за бытовую культуру через санкружки, санкомиссии и т. п.

В ходе этой работы выяснилось, что А. Топоров не только хорошо подготовил себя к деятельности сельского учителя, но еще и обладал счастливым характером – он был энергичен, напорист, инициативен, он умел и предлагать новое, и осуществлять его практически, а если требовалось, то и доказывать на собраниях, конференциях и в печати. Он был деревенским активистом, вникал во все поры крестьянского существования, стремясь облегчить, улучшить жизнь коммунаров.

Это топоровские действенное участие во всей жизни деревни потребовало от него и нового подхода к школе, к проблемам воспитания. Он довольно быстро приходит к убеждению, что школе нужна органическая связь теоретической учебы с производительным трудом, а воспитание детей и особенно всего народа должно строиться на пробуждении в каждом человеке его творческих сил, его собственной инициативы, его самостоятельности.

По свидетельству ученика Адриана Митрофановича С. П. Титова, он был «следопытом детских душ» , постоянно искал, «на что может отозваться детская душа» , и «ради этого делал все возможное» , а Г. Блинов, знавший Топорова в двадцатых годах, так о нем написал «Он в каждом человеке искал искорки таланта».

Нельзя сказать, однако, что учитель А. Топоров все тогда делал образцово, не совершал ошибок, не придерживался подчас неверных, опрокинутых жизнью взглядов, не действовал прямолинейно, и категорично. Так, однажды он написал полемическую статью, в которой доказывал, что пора бы заменить школьные учебники школьной газетой (см. «Просвещение Сибири», 1930, №1, с. 98 – 102). Он был инициатором реформы правописания в русском языке, удивительно напоминающую ту, которая недавно была единодушно отвергнута нашей общественностью. Статья А. Топорова называлась решительно: «Долой балласт!» (см. «Просвещение Сибири», 1929, №№9—10). В ответе критикам на книгу «Крестьяне о писателях» (см. журнал «Земля Советская», 1932, №9, с. 142) он сам сформулировал ее недостатки, часть из которых ныне им самим справедливо предана забвению. Словом, он был сыном своего времени, случалось, и сплеча рубил, и был излишне самонадеян, скор на выводы, но в главном он оставался убежденным советским просветителем, народным учителем; у него и тогда было и сегодня есть чему поучиться.

Опыт Топорова – это прежде всего плодотворный опыт систематической, заинтересованной и широчайшей пропаганды художественной литературы, опыт воспитания эстетических вкусов народа на выдающихся образцах литературы мира, опыт воспитания нового человека через усвоение им всего богатства идей и устремлений, воплощенных в образах лучших творений человечества.

Затем это опыт изучения читателя, по тем временам самого многочисленного и недоступного обследованию, – читателя-крестьянина, который только вчера был почти поголовно неграмотен и о книге имел в большинстве случаев весьма смутное представление, питая свою потребность в художественном освоении мира в фольклоре, в музыке, преимущественно тоже фольклорной, в танцах и плясках, в религиозных обрядах.

Наконец, этот опыт, появившись в виде книги читательских мнений о современной литературе, со всякого рода размышлениями и теоретическими обобщениями проделанной работы, сам стал явлением литературы, занял свое место в литературном процессе конца двадцатых и начала тридцатых годов и тем самым стал фактом активного участия в происходивших тогда литературных и нелитературных боях.