Иван Солоневич - Россия в концлагере

Ноги увязали чуть ли не по колено. При их вытаскивании болото фыркало, чавкало и свистело, словно смеялось над моими усилиями. Идти было очень трудно. Пот градом катился с лица и заливал очки. Платье все давно было мокро, и мускулы ног начали тупо ныть от усталости.

Скоро появились кочки, идти стало легче. Кочки пружинили под ногами, но все-таки давали какую-то опору. Скоро глаза научились по цвету узнавать наиболее прочные кочки, и только изредка спотыкаясь, я успешно шел вперед.

Уже более половины болота было пройдено, когда почва приняла другой характер. Заблестели небольшие водные пространства, окруженные желтыми болотными цветами, и зеленый ковер под моими ногами стал колебаться. Болото превращалось в трясину.

Стараясь нащупать палкой наиболее твердые места с более темным цветом травы, я пытался продолжать продвигаться вперед, как вдруг моя левая нога, прорвав верхнюю растительную пленку болота, сразу ушла в трясину выше колена. Я пошатнулся и - о, ужас! - и другая нога тоже стала уходить в глубину болота. Под обеими ногами перестала ощущаться сколько-нибудь твердая почва. Они были схвачены словно каким-то невидимым капканом, и непонятная зловещая сила потянула меня вглубь медленно и неумолимо.

Я сразу понял трагичность своего положения. Конечно, звать на помощь в этом безлюдном болоте было бесполезно. Да и помощь все равно не успела бы: болото ведь не ждет, а торжествующе засасывает свою жертву.

Боже мой! Но неужели гибнуть так бесславно, так тоскливо. Неужели сияющее солнце и искрящиеся зеленые луга будут равнодушно смотреть на то, как коричневая жижа болота подымается до груди, до лица, зальет глаза. Почему-то не так страшно, как безмерно обидно стало при мысли о такой смерти.

Эти мысли мелькнули в голове с быстротой электрической искры. Не успела моя правая нога уйти в болото до средины бедра, как я рванулся вперед, распластал руки и лег всем туловищем на поверхность болота. Струйки холодной зеленой воды потекли за ухо, за воротник, в рукава.

Спинная сумка была приторочена со всей скаутской опытностью и отстегнув только один крючок, я через голову сбросил вперед эту лишнюю тяжесть. Распределив вес тела на большую поверхность; я этим облегчил давление своей тяжести на ноги и через полминуты с облегчением почувствовал, что дальнейшее засасывание прекратилось. Упор всего тела и рук на травянистую поверхность болота преодолел силу засасывания, но от этой неустойчивой стабильности до спасения было еще далеко. Удержит ли ковер из корней растений давление моего туловища, когда я буду вытаскивать ноги или оборвется вместе с последними надеждами на спасение?

Зная, что чем отчаянней будут рывки и движения, тем ближе будет гибель, я медленно и постепенно, анализируя каждый трепет и колебание спасительной корочки, отделявшей меня от жадной болотной массы, стал выручать ноги из капкана, Сантиметр за сантиметром осторожно и плавно я вытаскивал свои ноги из трясины и минут через десять, показавшихся мне целым столетием, я мог, наконец, распластать их, как и руки, в стороны. Из окна, проделанного моими ногами в зеленом ковре болота, широкой струей с противным фырканьем и пузырьками выливалась на зеленую траву коричневая жижа трясины, словно стараясь не выпустить меня из своей власти.

Отплюнувшись от этой жижицы, залившей мне лицо, я пополз обратно, не решаясь сразу встать на ноги. Бросил вперед палку и зацепив зубами сумку, мне удалось удачно проползти метров 20 к первым кочкам, нащупать самую прочную кочку и встать. Инстинктивное стремление уйти подальше от этого гиблого места не позволило мне даже передохнуть, и по своим старым следам я быстро пошел обратно, с замиранием сердца ощущая под ногами каждое колебание почвы. На второе спасение уже не хватило бы сил.

Все ближе и ближе зеленая полоса леса. Ноги заплетаются от усталости. Сердце бьется в груди, как молот, пот течет, смешиваясь с зелеными струйками болотной воды. Мозг еще не может осознать всей глубины пережитой опасности, и только инстинкт жизни поет торжествующую песнь бытия.

Вот, наконец и край леса. Еще несколько десятков шагов, и я валюсь в полуобмороке к стволу сосны на желтый слой хвои, на настоящую твердую землю.

К концу дня утомительной разведки я пришел к печальному выводу: путь на север был прегражден длинными полосами непроходимых болот. Только теперь я понял, почему охрана лагеря не боялась побегов на север: болота ловили беглецов не хуже, чем солдаты.