Иван Солоневич - Россия в концлагере

- Бабенко! Этот сукин сын, который три года пьянствовал за моим столом и которому я бы ни на копейку не поверил! Ох, какая дура Е. Ведь, сколько раз ей говорил, что она дура - не верит. Воображает себя Меттернихом в юбке. Ей тоже три года Сибири дали. Думаешь, поумнеет? Ни черта подобного. Говорил я тебе, И.Л., не связывайся ты в таком деле с бабами - Ну, черт с ними, со всем этим. Главное, что живы, и потом - не падать духом. Ведь, вы же все равно сбежите.

- Разумеется, сбежим.

- И опять за границу?

- Разумеется, за границу. А то, куда же?

- Но за что же меня. в конце концов, выперли? Ведь, не за контрреволюционные разговоры за бутылкой водки?

- Я думаю, за разговоры со следователем.

- Может быть. Не мог же я позволить, чтобы всякая сволочь мне в лицо револьвером тыкала.

- А что, И.А., - спрашивает Юра, - вы на самом деле дали бы ему в морду?

И.А. ощетинивается на Юру:

- А мне что по-вашему оставалось бы делать? Несмотря на годы неистового пьянства, И.А. остался жилистым, как старая рабочая лошадь и в морду мог бы дать. Я уверен, что дал бы. А пьянствуют на Руси поистине неистово, особенно в Питере, где кроме водки почти ничего нельзя купить, и где население пьет без просыпу. Так, положим, делается во всем мире, чем глубже нищета и безысходность, тем страшнее пьянство.

- Черт с ним, - еще раз резюмирует нашу беседу И.А. - В Сибирь, так в Сибирь. Хуже не будет. Думаю, что везде приблизительно одинаково паршиво.

- Во всяком случае, - сказал Борис, - хоть пьянствовать перестанете.

- Ну, это уж извините. Что здесь больше делать порядочному человеку? Воровать? Лизать сталинские пятки? Выслуживаться перед всякой сволочью? Нет, уж я лучше просто буду честно пьянствовать. Лет на пять меня хватит, а там - крышка. Все равно, вы ведь должны понимать, Б.Л., жизни нет. Будь мне тридцать лет - ну, туда-сюда. А мне пятьдесят. Что ж, семьей обзаводиться? Плодить мясо для сталинских экспериментов? Ведь, только приедешь домой, сядешь за бутылку, так по крайней мере всего этого кабака не видишь и не вспоминаешь. Бежать с вами? Что я там буду делать? Нет, Б.Л., самый простой выход это просто пить.

В числе остальных видов внутренней эмиграции есть и такой, пожалуй, наиболее популярный: уход в пьянство. Хлеба нет, но водка есть везде. В нашей, например. Салтыковке, где жителей тысяч 10, хлеб можно купить только в одной лавчонке, а водка продается в шестнадцати, в том числе и в киосках того типа, в которых при «проклятом царском режиме» торговали газированной водой. Водка дешева. Бутылка водки стоит столько же, сколько стоит два кило хлеба, да и в очереди стоять не нужно. Пьют везде. Пьет молодняк, пьют девушки, не пьет только мужик, у которого денег уж совсем нет.

Конечно, никакой статистики алкоголизма в советской России не существует. По моим наблюдениям больше всего пьют в Петрограде, и больше всего пьет средняя интеллигенция и рабочий молодняк. Уходят в пьянство от принудительной общественности, от казенного энтузиазма, от каторжной работы, от бесперспективности, от всяческого гнета, от всяческой тоски со человеческой жизни и от реальностей жизни советской.

Не все. Конечно, не все. Но по какому-то таинственному и уже традиционному русскому заскоку в пьяную эмиграцию уходит очень ценная часть людей. Те, кто как Есенин, не смог, «задрав штаны, бежать за комсомолом». Впрочем, комсомол указывает путь и здесь.

Через несколько дней пришли забрать И.А. на этап.

- Никуда я не пойду. - заявил И.А. - У меня сегодня свидание.

- Какие тут свидания! - заорал дежурный. - Сказано, на этап. Собирай вещи!

- Собирайте сами. А мне вещи должны передать на свидании. Не могу я в таких ботинках зимой в Сибирь ехать.

- Ничего не знаю. Говорю, собирайте вещи, а то вас силой выведут.

- Идите вы к чертовой матери, - вразумительно сказал И.А.

Дежурный исчез и через некоторое время явился с другим каким-то чином повыше.

- Вы что позволяете себе нарушать тюремные правила? - стал орать чин.

- А вы не орите. - сказал И.А. и жестом опытного фигуриста поднес к лицу чина свою ногу в старом продранном полуботинке. - Ну, видите? Куда я к черту без подошв в Сибирь поеду?

- Плевать мне на ваши подошвы. Приказываю вам немедленно собирать вещи и идти.

Небритая щетина на верхней губе И.А. грозно стала дыбом.

- Идите к чертовой матери. - сказал И.А., усаживаясь на койку. - И позовите кого-нибудь поумнее.

Чин постоял в некоторой нерешительности и ушел, сказав угрожающе:

- Ну, сейчас мы вами займемся…