Карина Добротворская - Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

— Тебе, наверное, со мной совсем не интересно? —

спрашивает он.

Нет, мне с ним интересно. С ним я осознала, что

душевная тонкость и чуткость не связаны ни с уровнем

образования, ни с количеством прочитанных книг.

И что рефлексия бывает интеллектуальная, а бывает

эмоциональная — и последняя часто оказывается

глубже. Меня восхищает его способность мгновенно

добывать нужные сведения из огромного мутного

информационного потока. В нем срабатывает какая-то

удивительная интуиция, благодаря которой он постигает

системное устройство окружающего мира. И я думаю, что столкнулась здесь с каким-то совсем новым для

меня типом интеллекта.

А Гершензон на все мои жалобы отвечает:

— Кари-и-ина! Опомни-и-ись! Или тебе мало

было интеллектуалов? Молодой и красивый, чего еще

надо!

Чего еще мне надо?

72.

260

25 октября 2013

Когда у меня появились первые вещи от Татьяны

Котеговой? Году в девяносто четвертом? Или девяносто

пятом?

К Котеговой меня отвела Элла Липпа. С ней мы

тоже познакомились в “Сеансе”. Элла была намного

старше меня — но как будто даже моложе. Живая, стриженая, с грустными коровьими глазами, с пре-

красным литературным вкусом, с едким юмором

и с богатым любовным опытом. Даже в зрелом возрасте

у нее были романы с молодыми и красивыми. Недавно

она сказала мне: “Ничто так не старит женщину, как

молодой любовник”. Вот это да! А я-то считала, что

Сережа возвращает мне молодость. Помню, как она

посоветовала мне убрать из текста словосочетание

“молодая Вертинская”.

— Это еще почему? Что тут такого?

— Ни одной женщине не хочется прочесть о себе, что она уже немолодая.

Ей было тогда больше лет, чем мне сейчас.

В “Сеанс” ее взяли по протекции композитора Лёни

Десятникова — причем даже не редактором, а коррек-

тором. Довольно быстро стало понятно, что никакой

она не корректор, а самый настоящий — и очень

тонкий — редактор. Люба тогда сказала: “Элла, вы не

кассир, вы убили кассира”.

Элла меня многому научила. Например, выбирать

одежду в комиссионках. Она как-то безошибочно

вытаскивала из груды тряпок именно то, что было

нужно мне. Платье-матроску, пальто-шинель, черную

сумку на длинном ремне. Всё это я и сейчас с упоением

бы носила. Я любила мужские вещи и галстуки. Она

261

качала головой:

— Уж слишком по-лесбийски, особенно с вашей

короткой стрижкой.

Я любила — и люблю до сих пор — надевать грубые

ботинки. Элла говорила:

— Только с женственным платьем.

Я выбирала модные тогда легкие духи с

кислородно-арбузными запахами.

— Не надо, ими душатся все. Эротичные духи

должны слегка отдавать трупом (!). Ну или быть

умными.

На такие “умные” духи — Knowing от Estйe Lauder — она подсадила меня на несколько лет. Они

мне нравятся до сих пор.

Именно Элла отвела меня к Тане Котеговой.

Сказала, что это талантливый модельер и интересная

женщина. Ну, не совсем модельер, а скорее кутюрье, портниха в лучшем смысле слова. Вещи делает каче-

ственные, классические, женственные, их можно

носить годами. Крохотное Танино ателье находилось

неподалеку от “Ленфильма”, на Каменноостровском.

Я попала в волшебный мир. Опьянела от количества

красивых вещей, чувственных тканей, старинных зер-

кал, от самой рыжеволосой Тани с выбеленным безбро-

вым лицом и узкими глазами, похожей на Сильвану

Мангано и на Соню Рикель. Котегова надевала на меня

платье за платьем, костюм за костюмом. Я смотрелась

в зеркало и испытывала примерно то же чувство, как

когда-то в Америке, когда парикмахер Питер остриг

мои длинные волосы.

Снова мне казалось, что я впервые вижу себя.

Узнаю себя настоящую. Вот в таких длинных, до щико-

лотки, платьях, в шелковых белых блузках с удлинен-

262

ными, как у Пьеро, рукавами, в мягких полосатых

костюмах-тройках, надетых на голое тело. Из зеркала

на меня смотрела другая женщина. Даже фигура изме-

нилась: откуда-то появилась талия, распрямилась спина, вытянулась шея, запястья и щиколотки оказались тон-

кими и породистыми. Котеговские вещи стоили по тем

временам огромных денег, позволить их себе я не

могла. Но я уже знала, что должна их иметь! Самым

дешевым было длинное шерстяное, скроенное по

косой, “школьное” черное платье с белым круглым

воротничком и белыми манжетами. Я заказала его, также купила сливочную шифоновую блузку с пуго-