Судьба распорядилась так, что будущая свекровь моей мамы – Прасковья Ивановна Суркова – тоже хорошо умела вышивать, вязать и шить. Вместе со своей сестрой Анной Ивановной (тетей Анютой, как мы ее звали) она еще девочкой была вывезена из села Рождествина Тульской губернии в Москву и отдана на обучение в швейную мастерскую, что находилась при магазине в Столешниковом переулке. Позже молодая мастерица получила хорошую рекомендацию и стала надомной портнихой у княгини Голицыной. Трижды она сопровождала княгиню во время ее поездок в Париж. Немало впечатлений вынесла бабушка Прасковья из жизни тех лет.
Прасковья Ивановна легко обучила мою маму искусству кройки и шитья. Мама почти «наизусть», по своему разумению и вкусу сочиняя узоры, вязала кружевные салфетки, дорожки, скатерти. Помню, что в детстве я постоянно жила в окружении ниток, иголок, скроенных кофточек, рубашек. Мне так нравился этот мир тонких, изящных изделий, требовавших усидчивости и кропотливого труда, что я сама с увлечением занималась вышивкой.
После моего замужества и рождения моей дочки Любаши мама, оставив работу, полностью посвятила себя дому, внучке и даже сумела вынянчить правнуков Валю и Колю. Как-то легко и быстро она научилась готовить. Мне кажется, у нее было природное чувство меры, особенно в отношении всяких приправ и специй. Это отмечали все, кто бывал в нашем доме за обеденным столом: от Марии Петровны Максаковой, импресарио Сола Юрока и Лотара Бока до Юрия Алексеевича Гагарина, Георгия Тимофеевича Берегового и других космонавтов.
Наше счастье, что мы могли не только видеться с родителями, пока они были живы, но и жить вместе с ними, общаясь изо дня в день. Без них, уже постаревших и недомогающих, мы бы не осуществили и половины того, на что были способны. Особенно остро чувствуешь это сейчас, когда их нет с нами.
Мне шел двадцать третий год, когда я познакомилась с молодым и красивым летчиком Владимиром Левко. К тому времени он прошел сложный путь военных испытаний. Отчаянный и в то же время точный и хладнокровный летчик-истребитель, он не раз был на волосок от гибели. На его счету 16 сбитых вражеских самолетов и бесконечное количество воздушных боев, из которых всегда он выходил победителем.
Немало боевых наград было вручено ему во время войны. Лишь одна награда – звание Героя Советского Союза – не была вовремя оформлена. Позже он как-то пытался найти «концы» этого награждения, но понял, что не стоит тратить время на поиски вчерашнего дня, и без этого забот много. По окончании Великой Отечественной войны Владимир Левко служил вначале в Австрии, затем на Дальнем Востоке. Однажды, будучи в отпуске, он приехал в Москву и с друзьями зашел к сестре жены командира своего полка, где мы и познакомились.
Сам Владимир Иосифович так вспоминал нашу первую встречу: «Валя пришла с занятий и зашла к своей подруге – они собирались в тот вечер на концерт. Я сразу, как только увидел ее, понял, что это моя судьба». Конечно, подруга уступила Володе свой билет, и мы провели первый вечер знакомства в Концертном зале имени Чайковского, слушая известную исполнительницу песен народов мира Тамару Ханум.
Потом мы целый год переписывались. Владимир Иосифович очень просил меня переехать из Москвы к нему и после свадьбы остаться на Дальнем Востоке, но я дорожила своей будущей профессией и не хотела оставлять институт. И тогда Владимир Иосифович решил сам вернуться в Москву, добившись вызова из ГК НИИ ВВС. В августе 1949 года мы поженились.
Владимир Иосифович стал служить летчиком-испытателем, а я, поскольку эта профессия была связана с большим риском, в течение двенадцати лет, пока он по болезни не вышел в отставку, каждый день в определенный час ждала его возвращения домой.
Вообще, благодаря Владимиру Иосифовичу и моей маме в нашем доме царила атмосфера, располагающая только к главному – хорошо делать свое дело. У нас дома часто бывали друзья мужа, такие же летчики испытатели и космонавты. В общении с ними, видя точность и конкретность их суждений и поступков, я твердо усвоила правило: в любом деле нет мелочей, малейшая погрешность ведет к катастрофе. Иногда Владимир Иосифович с улыбкой говорил мне: «Хорошо вам в театре. Если и „пустите петуха“, ничего не случится, ну, в крайнем случае, кто-нибудь свистнет. А в нашем деле любая промашка ведет к гибели».
Критерии, существующие у представителей таких ответственных профессий, как летчик-испытатель и космонавт, заставляли меня подтягивать свое искусство до соответствующего уровня, на котором нет места случайностям, произвольным решениям, небрежному исполнению.
Читать дальше