Валентина Левко - Моя судьба в Большом театре

Вокальная школа певицы сегодня имеет продолжение в ГБУДО г. Москвы “Центр вокального искусства Валентины Левко”, открытие которого она инициировала в 2009 году со стремлением уделять особое внимание бережному и культурному развитию молодых голосов. Сегодня регулярно проходят большие выставки, посвященные ее творчеству: сохранились афиши, программки, ноты, дарственные автографы, концертные платья и личные вещи. Ученики и поклонники часто собираются на вечерах памяти, кроме того, недавно был презентован новый формат обращения к наследию Валентины Левко – “виртуальный концерт”, когда современные видеотехнологии и десятки проекторов позволяют ей появиться на экране, как на сцене, в своих эталонных образах, и снова в ее честь звучат продолжительные аплодисменты.

В память о народной артистке РСФСР Валентине Левко, с любовью и уважением к ее бессмертному искусству представляем новое издание ее биографической книги “Моя судьба в Большом театре”.

Я родилась в Москве. Детство мое прошло в самой обычной обстановке: коммунальная квартира в доме на Павелецкой набережной, школьные уроки, игры во дворе. Ни папа, Николай Николаевич Сурков, ни мама, Варвара Ивановна Суркова, к музыке не имели никакого отношения.

Папа, думаю, был талантливым человеком. Уже обремененный семьей, он взялся за учебники и логарифмическую линейку и, получив диплом об окончании Московского института стали, занял должность инженера-металлурга, одновременно стал преподавать в институте. Он вникал во все тонкости производственной технологии и постоянно что-то усовершенствовал.

Отец во многом повлиял на формирование моего характера своей удивительной работоспособностью, требовательностью и отсутствием тщеславия. Насколько близки были мы душою, можно судить по следующему факту. О его смерти я узнала совершенно поразительным образом. В тот день у меня была запланирована студийная запись. Я отправилась в здание бывшей кирхи и приступила к работе над пластинкой песен Шуберта. Неожиданно раздался страшный грохот. Не успев сообразить, что произошло, я инстинктивно отшатнулась. В десяти сантиметрах от меня пролетела огромная люстра и разбилась вдребезги. В окошечко было видно испуганное лицо звукорежиссера. Запись продолжать, разумеется, было невозможно. Вскоре от брата я узнала, что в момент этого происшествия в Липецке отец скончался.

Моя мама родом из старинного волжского города Вольска Саратовской губернии. В моем воображении это название ассоциируется с героями старинной русской песни про вольницу:

Мама рано осиротела. В семь лет она лишилась матери, а в двенадцать осталась круглой сиротой – тиф унес в могилу ее отца, моего дедушку Ивана Никитовича Жедринского. В 1919 году недолго думали над судьбой каждого из многих осиротевших тогда детей. Двоих младших маминых братьев отправили в какой-то другой город в детский дом, а старшую Варю сердобольные люди отвезли в Москву к тетке. Так и разошлись навсегда пути братьев и сестры. Несмотря на старания повзрослевшей Варвары Жедринской, они больше никогда не встречались.

Отец ее был потомственным кузнецом и после службы на Черноморском флоте вновь вернулся в свою кузницу, при кадетском корпусе города Вольска, где и проработал до самой смерти. Он ковал замечательные вещи, в том числе и различные ажурные решетки для оград. Мать, Екатерина Афанасьевна (в девичестве Петрова), плела чудесные кружева, салфетки, скатерти. Она же приохотила свою единственную дочь к вязанию, и Варя Жедринская еще маленькой девочкой ловко управлялась с крючком и спицами. Очевидно, у моей мамы чувство прекрасного, изящного было в крови. Оно передалось ей от родителей.

После похорон отца, когда Варя уезжала в Москву, соседки, вручая ей узел с нехитрыми вещами, сказали: «А этот сверток, Варюша, особенно береги – единственная память о твоей матери». Это была замечательно связанная белая скатерть, украшенная. В углу скатерти в сплетениях линий можно прочесть инициалы вязавшей ее мастерицы – Екатерины Афанасьевны. Мама сумела сберечь эту вещь. И сейчас, когда самой бабушки нет в живых более восьмидесяти лет, мне кажется, что, взяв в руки связанную ею скатерть, я ощущаю свет и покой, исходящий от нее, – словно вижу свою бабушку, мягкую нравом, спокойную и красивую.