А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

В начале и конце спектакля вся труппа исполняла на расческах марш из спектакля. Декорациями служили ширмы с изображением драконов. Знакомый по театру Вахтангова сюжет был приближен к нашей академической институтской действительности. По ходу действия то и дело упоминались всем известные, но немного переиначенные фамилии. Например, в одной из телеграмм Калафа о своем бедственном положении была фраза «душит рашка». Зрители тут же находили сходство этих слов с фамилией одной из самых уважаемых и старейших сотрудниц Института, доктора наук Н. В. Думитрашко. Загадка коварной Турандот «ни окон, ни дверей, полна горница людей» правильно разгадывалась как библиотека Института.

Спектакли выдержали не одно представление: сначала в родных стенах, затем в соседних институтах. Перед каждым всю труппу охватывало сильное волнение, вплоть до полного забытия, казалось бы, уже вызубренного текста. Поэтому каждому выдавались по сто граммов коньяку, а за ширмами сажали суфлера, который, в свою очередь, тоже волновался и все путал.

Принцесса (С. Малиновская) и ее отец император Альтоум (О. Р. Назаревский).

Мои артистические успехи закончились в 1969 году, в связи с призывом в армию. По возвращении спектакли уже заканчивались. В этом не последнюю роль сыграло расселение большей части отделов Института из главного здания в Старомонетном переулке в подвалы, разбросанные по всей Москве. Собирать людей на репетиции стало непросто.

Геоморфологи попали в большой подвал в одном из Кадашевских переулков. Несколько комнат, просторный зал, казалось, что могло бы быть лучше. Да еще рядом Третьяковская галерея. К сожалению, имелся один, но крупный недостаток. Одна из стен подвала отделяла нас от Кадашевских бань. Стена постоянно «потела». Влажность и духота временами превышали всякие нормы.

В 1973 году инициативная группа сотрудников отдела, среди которых главную роль играли бывшая тогда профоргом Е. А. Финько (позже она перешла в отдел картографии) и Т. П. Грязнова (сейчас инженер по технике безопасности Института) нашли маленький одноэтажный особняк в 1-м Хвостовом переулке, который должны были перевести в разряд нежилых помещений. В этом домике мы находимся до настоящего времени. Здесь до революции жил директор располагавшейся неподалеку женской гимназии. Потом в нем была коммуналка, расселить которую было непросто. При ремонте под обоями обнаружили газеты первого десятилетия ХХ века. Весь особняк для нашего отдела был слишком велик и половину его занял отдел палеогеографии, ныне лаборатория эволюционной географии. Он переместился из подвала в приарбатском переулке Аксакова, ныне Филипповский переулок. С палеогеографами геоморфологи до 1971 года составляли единый отдел.

Теперь немного о борьбе за дисциплину, которую всякая уважающая себя дирекция обычно ведет с собственными сотрудниками. Я не застал те легендарные времена, когда с каждого сотрудника по субботам (работали тогда 6 дней в неделю) требовали отчет о проделанной работе за неделю. Думаю, что самое трудное в подобном отчете – это научные выводы, получить которые и за гораздо больший срок не всегда возможно. Я только слышал истории о том, как представители дирекции разъезжали по домам, проверяя, сидит ли там заболевший сотрудник, или, игнорируя бюллетень, где-то шляется.

Но я еще застал довольно частые, но нерегулярные (чтобы не успели подготовиться) проверки. Чаще всего целая делегация представителей дирекции, парткома и профкома приходила к началу рабочего дня. В каждом подразделении имелась особо сберегаемая конторская книга с заранее пронумерованными страницами: «Табель учета посещаемости». Ее в народе прозвали «Уходником». Сотрудникам часто было необходимо с утра попасть на склад, съездить на академическую автобазу для подготовки к выезду в экспедицию, подписать разнообразные документы, побывать в академическом издательстве, получить книги в библиотеке или просто просмотреть новую научную литературу, поработать с картами в спецчасти Института. Все это, с указанием часа убытия и прибытия надо было отметить в «Уходнике», где каждая запись должна была быть заверена подписью начальника или ученого секретаря отдела. Если ты видел в окно или слышал, что по коридору идет комиссия, то лихорадочно старался записать опоздавших или забывших отметиться в грозной книге. Изображал руководящую подпись довольно похоже, что я могу объяснить только повышенным чувством ответственности за дисциплину, постоянной практикой и надеждой, что, в свою очередь, спасаемый тобою поможет в трудный час и тебе.