А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

В 1980-х гг. отдел залихорадило. Он был разделен на две части: география населения во главе с Г. М. Лаппо и экономическая география под руководством сначала О. А. Кибальчича, потом Э. Б. Алаева, затем Г. В. Иоффе. Наша группа природопользования попала во вторую часть. Однако формальный раздел мало что изменил. Мы все сидели в тех же комнатах и точно так же общались. С самого начала у меня было ощущение причастности к единому сообществу институтских экономикогеографов.

В 1980-х гг. по СЭВской теме мы стали ездить за границу. Поначалу только начальство: В. С. Преображенский, А. М. Грин, Т. Г. Рунова, И. В. Канцебовская. Это было время общих деклараций, планов и весьма разношерстных международных сборников, хотя и объединенных общей шапкой. Молодежь стали выпускать после 1985 г. Я хорошо помню эти семинары в ГДР, Венгрии, Чехии, на которых мы делали доклады за круглым столом, торжественно украшенным флажками наших стран, с непременными познавательными экскурсиями и заключительными банкетами. Рабочим языком был русский. Не все наши коллеги знали его хорошо, многие говорили с ошибками, используя лишь общие славянские корни. Иногда мы сами повторяли эти ошибки, чтобы нас лучше и быстрее поняли. Так выработался некий «сэвский язык» – всем понятный, но ужасающий для стороннего слушателя.

Здесь мы работаем.

Γ.Μ. Лаппо.

Как только стали выезжать непосредственные исполнители, появилась возможность конкретной совместной работы. И. В. Канцебовская и чешские коллеги задумали создать единую карту природопользования Восточной Европы. Начиналось, как всегда, с общих семинаров. Но постепенно в каждой стране определилась «рабочая лошадка», которая отвечала за свою территорию. Координация работы выпала на меня, что оказалось чрезвычайно сложно, так как в «братских» странах к концу 1980-х уже начались изменения в экономике, административном делении, статистике. А методические подходы и раньше различались. Совместить все это было почти невозможно. Зато выезд в страны СЭВ сильно облегчился, на рубеже 1990-х вообще наступил недолгий период фантастической свободы передвижений: визы не требовалось, а билеты на поезд стоили недорого. Два-три раза в год, договариваясь по телефону, я выезжала на встречи уже узкой рабочей группы или в какую-то страну для согласования с исполнителем. После развала СЭВ финансирование этих работ прекратилось. Однако к нам присоединились коллеги из Австрии, которые взялись издавать карту. Работа облегчилась в 1989–1990 гг., когда я год прожила в Польше по академическому обмену, откуда ездила в Брно, где находился координационный центр. И карта «Природопользование и проблемы окружающей среды Центральной и Восточной Европы» все-таки была издана в 1992 г. в Вене. Более того, наша международная рабочая группа настолько сдружилась, что на чистом энтузиазме, по инерции мы продолжили работу, и в 1994 г. там же была издана вторая карта «Первые результаты социально-экономической трансформации в Центрально-Восточной Европе».

Резкие перемены 1990-х сказались и на нашем Институте. Отдел в это время возглавляла Г. А. Приваловская. Он вновь стал единым, но внутренние эрозионные процессы усилились. Ушли Т. Г. Рунова и И. В. Канцебовская. Я все больше дрейфовала в сторону экономической проблематики как наиболее актуальной. После отъезда Г. В. Иоффе в Америку, я постепенно заполнила нишу исследования изменений сельского хозяйства и сельской местности России. Спокойная академическая жизнь закончилась. Надо было выживать. Одни покидали Институт и науку. Другие стали подрабатывать в СМИ, в вузах и даже в школах, за счет внешних проектов и грантов.

В 1994 г. я затеяла социологический опрос сотрудников Института, результаты которого даже были опубликованы в «Известиях РАН, Серия географическая», № 5. Было опрошено 10 % сотрудников разных специальностей. Максимальная востребованность выявилась именно у экономикогеографов, половина которых ответила, что 50 % доходов дают дополнительные заработки вне Института. При этом 80 % всех опрошенных констатировали, что в 1990-х гг. стали работать больше. Две трети – что подрабатывают в науке же, и дополнительные темы пересекаются с академической и обогащают ее. Хотя большинство людей предпочитало не связываться с Институтом при заключении дополнительных договоров. Наиболее активным оказалось в начале 1990-х именно наше поколение. Старшим было трудно приспособиться к изменениям, а самые молодые еще не накопили научный багаж, чтобы быть востребованными. Впрочем, приток молодежи явно иссякал.