Мария Рива - Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Через несколько дней мы узнали, что изумительная Джин Харлоу умерла в возрасте двадцати шести лет от почечной недостаточности. Дитрих была вне себя от злости.

— Все из-за ее матери, этой кошмарной фанатички Христианской науки! Она убила свою дочь! Врачей на порог не пускала. Уильям Пауэлл сам отвез Джин в больницу… Увы! слишком поздно. Ее уже не могли спасти. Кто-то должен убить ее мать. Может быть, это сделает Пауэлл, но он едва жив от горя. Луис Б. Майер мог бы этим заняться. Джин была настоящей звездой — дивное тело, чудесные волосы. Правда, стоило ей открыть рот, сразу становилось ясно, что она из американского простонародья. Но когда она молчала , она была прекрасна.

Одной из попутных поездок в то лето 1937 года был визит к родителям отца в Ауссиг, на границе с Чехословакией. На этот раз поехала и мать. На ферме осталась Тами и домашние животные. Я сдержалась и не кинулась в распростертые объятия бабушки, хотя сознавала, что это может ее обидеть. Но открытое проявление любви к дедушке и бабушке вызвало бы ревность матери, и она тотчас принялась бы говорить всем колкости. Дитрих вышла из «паккарда», чтобы поздороваться со свекровью, и та поспешно вытерла руки под голубым фартуком и лишь потом, смущаясь, пожала протянутую ей руку в перчатке. Когда мать отвернулась, раскланиваясь со свекром, я быстро обняла дорогую бабушку и прижала ее к себе. Визит оказался еще более напряженным, чем я предполагала. Бабушка не умела сдерживаться и то и дело обнимала меня, разговаривая, ворошила мне волосы — в общем, проявляла свою привязанность, как это принято у добрых любящих людей в «настоящей» жизни. Разве я могла ей объяснить, что мою мать нельзя лишить святой веры в то, что я люблю только ее и никого больше — и во веки веков, аминь! Простодушная бабушка не поняла бы меня. А вот дедушка повел себя со звездой, приехавшей в гости, весьма оригинально: он затеял с ней флирт, и мать приняла это всерьез! Я и не представляла, какой он умница!

Мой отец остался доволен почтением, проявленным родителями к его знаменитой жене. Тем не менее, он все время держался начеку — на тот случай, если бы они забылись и сами повели бы разговор, не дожидаясь, пока к ним обратятся.

Мы пробыли в гостях два дня. Я наклонилась, поцеловала бабушку в мягкую щеку.

— Я люблю тебя, бабушка, — прошептала я. — В следующий раз мы будем вместе печь пироги, и ты научишь меня, как делать твой знаменитый шоколадный торт, обещаю тебе! Передай дедушке: мне очень жаль, что я не играла с ним в шашки. Скажи, что я люблю его и берегу подаренную им лисичку.

Отец следил за каждым моим шагом. Я села в машину, прощание было формальным, по всем правилам вежливости. Мы уехали. Я даже не пыталась обернуться и помахать им рукой: мне хотелось плакать. Я тут же услышала, что надо сдерживать свои чувства. В следующий раз я приехала к ним взрослой женщиной. Они были слишком стары и измучены войной и даже не узнали меня.

Когда алы вернулись на ферму, наша корова телилась и никак не могла разродиться. Моя мать тут же превратилась в акушерку и принялась наставлять обеспокоенного фермера, изо всех сил старавшегося вытянуть теленка из чрева матери:

— Тяни, тяни, он застрял, разве не ясно?

— Му-у-у! — ревела глупая испуганная роженица.

— Ты слышишь, как она стонет? Ты причиняешь ей боль! Немедленно прекрати! Прекрати! — кричала заезжая кинозвезда.

Фермер багровел, обливался потом. Обернув торчавшие копыта мешковиной, он снова принялся тянуть. С места сдвинулась лишь рожавшая в муках корова.

— Теленок застрял! Нужно масло!

Приподняв атласное платье персикового цвета выше пояса, Дитрих пронеслась по дымящейся навозной жиже к дому. Она выхватила из туалетного шкафчика первый попавшийся под руку косметический крем — большой флакон питательного крема для лица «Голубая трава» фирмы Элизабет Арден и тотчас вернулась. Дитрих начала поливать кремом коровий зад. Схватившись за одну ногу, она приказала фермеру взяться за другую, и, словно на гонках двухвесельных лодок, принялась отсчитывать:

— Раз, два, три, тяни!

— Раз, два, три, тяни!

Шлеп! Из чрева матери вывалился самый благоуханный теленок, когда-либо появлявшийся на свет в австрийском Тироле. Хлев неделями источал ароматы фирменного крема, а бедная корова лизала, лизала своего теленка, но не могла избавиться от чуждого ей запаха. Мать заказала в Нью-Йорке несколько флаконов с питательным кремом для коровы, чтоб он всегда был под рукой у фермера на случай последующих родов.