Татьяна Мюллер-Кочеткова - Стендаль. Встречи с прошлым и настоящим

Как известно, вопрос о театре Шекспира был также животрепещущим для Пушкина, писавшего в набросках предисловия к трагедии «Борис Годунов» (1825): «[…] Я твердо уверен, что нашему театру приличны народные законы драмы Шекспировой – а не придворный обычай трагедии Расина […]» [13]. (Б. В. Томашевский заметил, что слова «народный» и «национальный» означают для Пушкина одно и то же.) [14]

«Письма англичанина из Парижа» касаются характерных явлений новейшей французской литературы, в частности – процветания двух совершенно несходных жанров: маленькой комедии в духе Мариво и исторических сочинений. К последним Стендаль причисляет, как это делалось в то время, произведения художественной литературы, а также исторические труды: работы историков Тьерри и Минье, сочинения графа Дарю и др.

Так, он отмечает, что «превосходная История французской революции, Минье, в высочайшей степени возбудила негодование многих» (в оригинале статьи Стендаля прямо сказано: «негодование реакционной министерской партии»). Уже в 1825 году «Московский Телеграф» (№ 1) высоко оценил этот труд известного историка: «Лучшая из всех доныне вышедших в свет историй французской революции, по отличному слогу, философскому расположению, ясности и краткости, не упускающей однако ж ничего примечательного […]».

Еще до появления «Писем англичанина из Парижа» А. И. Тургенев сообщал в «Письме из Дрездена» [15]о новом издании сочинений Шатобриана и его новейшей повести «История последнего из Абенсераджей». Стендаль тоже затрагивает эту тему. Но если А. И. Тургеневу близки идеалистические взгляды Шатобриана, и он ограничивается замечанием об излишнем важничании бывшего министра [16], то Стендаль обрушивается на Шатобриана всей силой своего сарказма. Он говорит не только об искусственной торжественности и напыщенности стиля Шатобриана, но также о реакционности его устремлений. Правда, и тут в русском переводе затуманен смысл политически острого суждения Стендаля. Вспомним, что этот перевод появился через неполных два года после восстания декабристов, в условиях жестокого полицейского режима и свирепой цензуры.

В статье «Письма англичанина из Парижа» затронуты и другие предметы, интересовавшие Пушкина и его друзей-литераторов, например: Вальтер Скотт, посетивший Париж, и издаваемая им «История Наполеона» (отрывок из этого сочинения был помещен в одном из предыдущих номеров «Московского Телеграфа»). Не менее занимательным для читателей этого журнала было, несомненно, преисполненное иронии описание тюильрийского двора, вызывавшее аналогии с царским двором. Словом, «Письма англичанина из Парижа» отвечали духу и интересам прогрессивного русского журнала и вряд ли могли оставаться незамеченными Пушкиным. К тому же эта публикация заполняла раздел «Изящная словесность» соответствующего номера «Московского Телеграфа».

Уже в этой статье упомянута тема, нашедшая яркое отражение в творчестве Стендаля: история папства, история преступлений, интриг и вероломства Ватикана, так блестяще раскрытых писателем в его книгах «Рим, Неаполь и Флоренция» (1817), «Прогулки по Риму» (1829) и в других произведениях. Этой теме посвящена его статья «Избрание папы Льва XII», анонимно опубликованная в журнале «Сын Отечества» в 1829 году [17]. (Она тоже заимствована из журнала «Revue Britannique», хотя источником указан «London Magazine».)

Обычно статьи, публиковавшиеся в связи с избранием нового папы, описывали церемониал конклава [18]. Статья же Стендаля раскрывает то, что в действительности направляет ход событий в Ватикане и определяет их исход: закулисные интриги и борьба партий, в которых замешаны не только высшие слои духовенства и итальянской аристократии, но также иностранные государства.

Чем объясняется появление этой ярко антиклерикальной статьи в таком «охранительном» журнале, каким в это время был «Сын Отечества»?

Отношения между Россией и Ватиканом всегда были натянутыми. Папство издавна стремилось распространить свое влияние на Россию и подчинить себе православную церковь. В этих целях Ватикан всячески использовал противоречия между Польшей и царской Россией. Не удивительно поэтому, что «Сын Отечества» предпочел направленную против папства остроумную статью Стендаля тем сухим отчетам, которые печатались в зарубежных изданиях в связи с конклавом 1829 года. Но если Стендаль упоминает среди прочих посланников, вмешавшихся в дела конклава, и русского представителя, то журнал предусмотрительно заменил слово «русский» на «один иноверный», не желая признавать соучастие царской России в этих интригах.