Ингрид Карлберг - Альфред Нобель. Биография человека, который изменил мир

Сам Собреро относился к своему творению со смешанными чувствами. Итальянец подчеркивал, что желтая маслянистая жидкость требует особой осторожности в обращении: «Капля, заключенная в пробирку, при нагревании детонировала с огромной силой, осколки стекла изранили мне лицо и руки, задев также тех, кто находился в помещении на большем расстоянии».

Он отмечал, что у маслянистой жидкости острый сладкий вкус, однако решительно не советовал другим пробовать ее на вкус.

«Малое количество нитроглицерина, положенное на язык, но не проглоченное, вызывает сильную головную боль, а затем слабость во всех членах. Собаке дали пару граммов нитроглицерина. Изо рта у нее тут же пошла пена, а затем ее вытошнило».

Через несколько часов подопытное животное скончалось. Из соображений безопасности Собреро не стал обследовать тело. К тому же он отказался от использования своего изобретения и долгое время даже не получал на него патент. Нитроглицерин был интересным химическим веществом, считал Собреро, но слишком опасным для дальнейшей работы. Много лет спустя, когда ему пришлось бороться за признание своего новаторского научного открытия, он закончил свое выступление словами: «Когда я думаю о тех жертвах, к которым привел нитроглицерин своими взрывами, и ужасных разрушениях, которые он вызвал и еще вызовет в будущем, то испытываю почти стыд за то, что написал эти слова по поводу его открытия» 30.

Вскоре нитроглицерином Собреро заинтересовался русский профессор химии Николай Зинин. Но перед новым, 1848 годом он на время отложил свои исследования. Зинину предстояло создать в Санкт-Петербурге современную систему обучения химии, которую он видел питомником молодых ученых в духе Либиха и Пелуза. Эта работа отнимала огромное количество времени, поскольку оборудование в Медико-хирургической академии оказалось устаревшим, а бюджетных денег выделили ничтожно мало. И Зинин нашел выход: дополнить обучение за счет частной лаборатории у себя на квартире.

Среди этого «организованного хаоса» он часто проводил занятия для избранных студентов. Иногда ученикам позволялось остаться на ужин. Постепенно вокруг Зинина образовался «маленький химический клуб, в котором цвела молодая русская химия, где велись жаркие дискуссии и где сам хозяин, вдохновленный и вдохновляющий, громким тенором развивал новые идеи, по причине отсутствия мела и доски записывая на крышке пыльного стола химические формулы тех реакций, которые со временем займут почетное место в научной литературе» 31.

Вскоре юный и любознательный Альфред Нобель станет учеником Николая Зинина, которого еще называли «ходячей энциклопедией». Похоже, и братья Альфреда тоже учились у Зинина. Трудно установить, происходило ли это в рамках «химического клуба» или же входило в частное обучение братьев Нобель, но, как бы то ни было, знакомство с Зининым произошло не ранее 1849 года. К этому моменту Альфреду исполнилось 15. Осенью 1848 года ему и старшему брату Роберту пришлось сделать перерыв в учебе, пока средний, Людвиг, гостил у кузенов в Швеции. В письме Иммануила шурину в Швецию ясно ощущается их горячее желание, или по крайней мере желание самого Иммануила, как можно скорее вернуться к занятиям. Людвиг не получил разрешения остаться подольше, как он того хотел 32.

В письме к шурину Иммануил восторженно отзывается о своих сыновьях. Он пишет, что Людвиг превосходит двух других по части разума и вкуса, однако ни на одного из них жаловаться не приходится. «Из того, что я до сего дня видел, не думаю, что мне придется за них краснеть, – продолжает Иммануил. – Того, чем провидение обделило одного, оно вдвойне щедро снабдило другого. По моим понятиям, Людвиг наделен самым большим умом, Альфред – трудолюбием, а Роберт – способностью к рассуждению и таким упорством, которое в прошедшую зиму не раз изумляло меня» 33.

Людвиг неохотно покинул Стокгольм, сев на один из последних в ту осень пароходов до Або. Лишь накануне сочельника 1848 года он вернулся в Санкт-Петербург. В его отсутствие Иммануил и Андриетта сделали ремонт в доме. Людвиг радовался оклеенной новыми обоями комнате «с прекрасной новой мебелью и красивыми занавесками».

Братья очень скучали друг без друга. «Альфред так вырос, что я едва узнал его; он почти догнал меня в росте, а голос стал таким низким и мощным, что по нему я бы его точно не узнал» 34.

Между тем мины Иммануила Нобеля застряли в недрах бюрократического аппарата где-то между флотом и армией. Если верить семейной истории, изобретение было окружено такой тайной, что о нем на несколько лет и вовсе забыли. Надо сказать, шведское семейство не сильно от этого страдало. Шведский инженер пользовался большим спросом. Получал другие контракты и новые патенты. В своей кузнечной мастерской Иммануил начал производить перила для лестниц и железные оконные отливы, получил заказы при реставрации Казанского собора и фортов Кронштадта. В доме на Большой Невке, где проживала его семья, он соорудил отопительную систему собственной конструкции. Вместо изразцовой печи в каждой комнате Нобель установил один на весь дом отопительный котел. С его помощью он подогревал воду, проходившую по трубам по всему дому. Печи Нобеля пользовались большим успехом. Двор заказал ему несколько штук для казарм и больниц. Богатые петербуржцы оснащали новинкой свои особняки 35.