Марк Уральский - Иван Тургенев и евреи

Марк Уральский, собрав воедино и осмыслив исследования на русском, немецком, английском и французском языках, представил читателю ценную книгу по теме «Тургенев и евреи», до настоящего времени почти не исследованную в научном тургеневоведении. Следуя за концептуально продуманной логикой изложения документального материала, читатель книги Марка Уральского, получает прекрасную возможность познакомиться со всем комплексом идей европейской еврейской интеллигенции, так или иначе влиявших на творчество и мировоззрение Тургенева и, таким образом, получить для себя ответ на извечный вопрос «кто такие евреи?».

Кроме того, узнав много нового о личности и мировоззрении Ивана Тургенева, читатель, опираясь на размышления автора книги, сможет компаративно определить место этого представителя великой троицы русских гениев – Тургенев, Толстой и Достоевский – в мировой литературе и в истории русской философской мысли. При этом он, вне всякого сомнения, вынесет по прочтению настоящей книги чувство глубокого уважения к этому немодному нынче русскому классику как к «гиганту мысли» – в прямом и переносном смысле этого определения. Имея редкий по размеру и весу головной мозг – факт личности Тургенева, ставший предметом специального научного исследования – он заслуживает звание гиганта мысли еще и потому, что сумел – как никто другой из русских писателей его современников! – возвыситься над сословными и национальными предрассудками своего времени.

Настоящая книга является очередной из многотомной серии, раскрывающих одну из ярких страниц отечественной культуры – полувековую историю взаимоотношений выдающихся представителей русской литературы с еврейством. За последние годы автором выпущены в свет книги «Бунин и евреи», «Горький и евреи» (2018), «Чехов и евреи», «Лев Толстой и евреи» (2020) [УРАЛ (I–V)], «Достоевский и евреи» (2021) [УРАЛ-МОНД]. В этой связи обращение к И.С. Тургеневу, самому старшему по возрасту среди вышеперечисленных писателей, вполне закономерно. Более того, И.С. Тургенев является первым русским литератором, творчество которого было не только воспринято, но и самым активным образом усвоено на Западе – как в европейских литературах, так и в литературе Нового света. Отсюда его «записной» историко-культурный статус «первого русского европейца», уникального «культурного посредника», «провозвестника» или «предтечи» последующих успехов или даже «триумфов» русской литературы, проявившихся в интенсивной рецепции на Западе текстов Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова» [ПОЛУБОЯРИНОВА. С. 555] [3] См. об этом также в [БЕЛЯЕВА И. (IV) и (V)], [ГЕНЕРАЛОВА (II) – (III)], [ДОМАНСКИЙ-КАФАНОВА], [И.С.Т.-НИМ (I) – (IV)], [КАНТОР (I) и (II)], [СУНДКВИСТ], [ТИШИНА], [ШАТАЛ], [ЩУКИН (I) – (III)], [BASSIN], [BOURMEYSTER], [GERIGK], [KLUGE R.-D.], [TABAK]. . После его кончины он, по единодушному мнению, западных критиков, был причислен к сонму «классиков» мировой литературы, а в России вслед за Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем и Достоевским стал именоваться «великий русский писатель».

В сугубо личном плане Иван Тургенев:

Как тонкий наблюдатель, как человек, зорко следивший за переменой в общественных течениях [И.С.Т.-ВВСОВ. Т. 2. С. 146],

– конечно же, не мог не быть затронут еврейской проблематикой. Представляется, однако же, маловероятным, что полемика на сей счет в немецком интеллектуальном сообществе, имевшая место уже в годы ученичества Тургенева, а затем, в 1860-х – 1880-х годах, а также дискуссия, развернутая в русской печати славянофилами по «еврейскому вопросу, никак не привлекали его внимания. Другой вопрос: насколько эта область общеевропейского общественно-политического дискурса представлялась ему важной на фоне грандиозных социальных сдвигов той эпохи?

В контексте нашей темы особо значимым является то обстоятельство, что в среде своих современников, известных русских писателей 40-х – 80-х годов ХIХ в. Иван Тургенев был не только «западником», либералом-прогрессистом, но и, по его собственным словам, атеистом. Например, судя по высказываниям в письме к Полине Виардо от 19 октября 1847 г., картины христианских страстей вызывали у него чувство отвращения: