Марк Уральский - Иван Тургенев и евреи

Далее Уральский предлагает читателю углубиться в «тургеневскую эпоху», которая «охватывает период царствования четырех русских императоров». Но эпоха есть эпоха – она не сводима к одному человеку, к тому же она рассматривается «в контексте эмансипации европейского еврейства в XIX столетии». Здесь читателю предстоит погрузиться в исторические процессы: автор пишет о Хаскала, об аккультурации евреев, об ассимиляции, о мнениях социалистов на этот счет, о формировании антисемитизма и филосемитизма, о русских контекстах всех этих и смежных процессов, о качелях в политике Российской империи, в том числе по еврейскому вопросу, и проч. Это очень интересный историко-культурный и даже социально-экономический экскурс, без которого трудно понять трансформацию взглядов Тургенева на еврейскую тему, которая его явно все больше и больше интересовала. Это отражено в его творчестве, поскольку от довольно стереотипных ситуаций и оценок в раннем творчестве, например, в «Записках охотника» или в рассказе «Жид» Тургенев приходит к сложным аллегорико-символическим трактовкам еврейской темы, например, в повести «Несчастная», которая названа так, как обычно на Руси именовали каторжных, не спасенных – в этой связи так пронзительно звучит в подтексте история библейской спасенной Сусанны.

У читателя будет повод перечитать, а может быть и открыть для себя тексты Тургенева, связанные еврейской темой. Это особое удовольствие. Вот, например, рассказ «Жид» – вроде бы он, как справедливо и полагает Уральский, находится в поле общих стереотипных представлений о евреях, или юдофобских клише, поскольку его герой вроде как шпион, готовый продать свою дочку-красавицу, да и сам рассказ в названии содержит ксеноним. Но очевидно, что у Тургенева текст получился не простой, что это не столько подражание Гоголю или наоборот спор с ним, и не просто манифест гуманно-либерального плана, призванный обозначить проблему смертной казни, поскольку, как известно, еврея Гиршеля казнят, но рассказ в какой-то мере о непонимании. На уровне отдельных человеческих индивидуальностей, национальностей, законов и даже государств. Рассказ «Жид» – ранний, когда Тургенев еще только искал себя и свою тему в искусстве, но он не может не запомниться, он пробирает до глубины души и оседает там вопросом: почему так, как такое происходит? Возможно, потому, как потом для себя неутешительно поймет Тургенев, что «каждая раса имеет свою мораль ». И в этом рассказе – все национальности несовершенны, если не сказать больше. В этой художественной картине Тургенев едва ли не опережает Константина Дмитриевича Кавелина, предостерегающего уже в 1880-е годы Достоевского от якобы абсолютизации морального превосходства той или иной нации в своем знаменитом письме к писателю: «… приписывать целому народу нравственные качества, особливо принадлежа к нему по рождению, воспитанию, всею жизнью и всеми симпатиями, – едва ли можно. Какой же народ не считает себя самым лучшим, самым нравственным в мире? <���…> став раз на такую точку зрения, можно, вопреки истине и здравому смыслу, признать целые народы безнравственными, даже преимущественно наклонными к безнравственным поступкам известного рода…» Нет, рассказ Тургенева «Жид» – не стереотипный, он как раз работает со стереотипами и отчасти впервые ставит проблему их разрушения, когда речь идет о правде, которая, по мысли Тургенева, «до известной степени» у каждого своя. И не случайно, как позже укажет Марк Уральский, сами евреи не видели ничего предосудительного или обидного в рассказе Тургенева «Жид», как следует из статьи анонимного автора, опубликованной в русско-еврейском журнале «Еврейское обозрение» за 1884 год.

Достоевский и Тургенев – тема сложнейшая и несущая в себе массу загадок. Проблема писательских коммуникаций всегда интересует вдумчивого читателя, а тут, в книге Марка Уральского, ему предлагается рассмотреть ее через оптику еврейской темы – в перспективе. И много внимания уделяется разным суждениям разных мемуаристов, критиков и ученых о теме «Тургенев vs Достоевский». Отчасти тут можно запутаться неопытному читателю, но тем интереснее путешествовать по этому лабиринту и искать свою дорогу в виде ответа на вопрос, кто же прав в знаменитом споре двух писателей и в разрешении национального вопроса. Он стоял остро не только для Достоевского, всегда публицистически заостренного, что отчасти предопределяет крайние и категоричные высказывания писателя о национальностях, о чем можно как раз прочитать в книге Марка Уральского, но и для Тургенева.