Марк Уральский - Иван Тургенев и евреи

В 1880–1885 гг. Лесков опубликовал целый ряд статей, описывающих жизнь и обычаи российских евреев из черты оседлости: «Религиозные обряды евреев» (1880), «Обряды и суеверия евреев» (1881), «Книга Кагала» (1882), «У евреев», «Кучки», «Еврейская грация (Вербный день у евреев)», «Радостный день у евреев (последний праздник осени)», «Религиозные иллюминации у евреев», «Еврей в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу» (1884), «Еврейские хедеры и меламеды» (1885) и благодаря этим публикациям зарекомендовал себя в качестве «эксперта» по вопросам, связанным с обычаями и религиозными верованиями евреев. Характер этих публикаций Лескова был в целом «ознакомительный», автор, по его словам, стремился, чтобы они были «по возможности веселы и незлобивы » [ЛЕВИН С.]. Лесковскую позицию в этих статьях можно сформулировать следующим образом: евреи для русского православного человека – народ чужой, чуждый «в Духе», порой «зловредный» в сожительстве, но ссориться с ними и притеснять их негоже, в первую очередь из соображений справедливости и во имя столь чаемого русским народом братства во Христе:

для себя я имею мнение, что лучше жить братски со всеми национальностями, и высказываю это мнение; но сам боюсь евреев и избегаю их. Я за равноправность, но не за евреев [ФАРЕСОВ].

Иван Тургенев, не претендуя на роль пророка в своем отечестве и избегая участия в публицистической полемике, всегда, как писатель и мыслитель, оставался «глубоким и честным аналитиком русской жизни» [РЕБЕЛЬ Г. (I). С. 7], радеющим за честь и достоинство человеческой личности.

В мое молодое время, – говорил Тургенев, – …слово «либерал» означало протест против всего темного и притеснительного, означало уважение к науке и образованию, любовь к поэзии и художеству и, наконец, пуще всего, – любовь к народу… [РПРОП. С. 256].

Евреев, в отличие от своего собрата по перу, он не ни в каком качестве не боялся и не избегал. Английская исследовательница-славист Елена Катц в статье «Тургенев и «Еврейский вопрос» особо подчеркивает, что:

Круг контактов Тургенева с евреями был очень широк, охватывая многие слои общества. Знакомство с ними из первых рук, возможно, помогло ему увидеть евреев вне мифических стереотипов, которые играли центральную роль в мышлении его современника Достоевского. Среди еврейских друзей Тургенева были писатели Бертольд Ауэрбах и Мориц Гартман, банкир барон Гораций Гинзбург и скульптор Марк Антокольский. Во время посещения Санкт-Петербурга он останавливался в доме, принадлежавшем еврею; в Лондоне Тургенев познакомился с <���русско-еврейским> железнодорожным магнатом Поляковым и <���английским политическим деятелем> Дизраэли; его лечил врач Лев Бертенсон [20] Он оставил воспоминания о писателе: Бертенсон Л.Б. И.С. Тургенев//Медицинский вестник. 1883. № 36. ; его финансами в Париже управлял банкир Альфонс Ротшильд; он обсуждал с композитором Антоном Рубинштейном создание оперы по его роману «Рудин» и дружился с еврейской женщиной-писательницей Рахиль Хин, которая посвятила ему свой второй том рассказов <���«Под гору» (1900)> и оставила о нем воспоминания [21] Хин Р.М. Глава из неизданных записок/ В кн.: Под знаменем науки. М.: 1902. С. 371–384. .

Кароль Б. Балин в книге «Открой свои сердца: еврейские писательницы в царской России» [BALIN. Р. 86, 93, 224], описывает дружбу между Тургеневым и Хин (1861–1928) как «наставнические отношения на раннем этапе 1880-х годов» и добавляет, что «остается загадкой, как Тургенев и Хин встретились друг с другом и установили близкие отношения», которые, по сути, превратились из «мимолетного знакомства в трехлетнюю дружбу».

Тургенев часто оказывал финансовую помощь нуждающимся евреям и писал письма в их поддержку. Он помог Исааку Павловскому, деятелю революционного движения, учиться во Франции; проявил участие в судьбе Лазаря Минора, еврейского раввину, искавшего место лектора, заявив о своей готовности, «сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему»; ходатайствовал за еврейку Анну Розенштейн – представительницу российской ой политической эмиграции, которая была выслана из Франции за анархическую деятельность. Он также ходатайствовал перед губернатором Орловской губернии об отмене решения выслать из ее пределов [22] Орловская губерния не входила в «черту оседлости», где разрешалось проживать всем евреям, вне зависимости от их социального статуса. двух еврейских вдов, «сестер одного из моего хорошего друга, художника Зильбермана». В своем прошении он прямо критиковал политику правительства по отношению к еврейскому населению [КАТZ Е. P. 175–176].