Нина Случ - Нинка, беги. Психологические мемуары

Итак, мне было отказано в покупке игрушки. Тогда я решила прибегнуть к манипуляции (коими пользовалась в детстве достаточно часто) и заявила, что: «Если мне прямо сейчас не купят то, что хочу, то я расскажу Серёге о том, что ему купили на день рождения! Вот прямо сейчас пойду и расскажу!»

К чести мамы и бабушки, на манипуляцию они не поддались, рассчитывая на мою благоразумность. А зря. Не обладала я этим качеством. Я побежала домой впереди всех, увидела Серёжу и Максима (это мой второй двоюродный брат, старший брат Серёжи), гуляющих во дворе, и закричала ещё издалека:

– Я знааю, что тебе подарят!

– Что-о?!

Я подбежала ближе:

– Ёжика и мячик!

Далее последовали детальные расспросы, мы обсудили с братьями все подарки, переключились на какие-то дворовые игры. И я даже забыла о том, что совершила преступление.

Спустя какое-то время мы вернулись домой, и прямо с порога братья задали вопросы взрослым:

– А где мячик?

– А покажите ёжика!

Бабушка ахнула:

– Нинка! Ты всё им рассказала?

– Нет, – соврала я. – Я им сказала только про мяч, а про ёжика не говорила…

Моя обида на не купленную мне игрушку уже ушла, и я понимала, что я преступница. Но уже не хотела ею быть! Но ведь исправить ничего нельзя.

В общем, взрослые были расстроены, а мне было очень стыдно перед ними.

В приступе обиды нельзя предпринимать никаких злобных действий, которые так и рвутся в реализацию. Несмотря на то что я это понимаю, мне до сих пор с трудом это удаётся. Стараюсь контролировать свои эмоции, но держать под контролем гнев и желание сотворить что-нибудь этакое, чтобы «все всё сразу поняли» бывает нелегко.

В свете предыдущей истории вспомнился ещё один сюжет, связанный с манипулированием родителями. Но за эту историю мне не стыдно. Видимо, запомнилась она мне по другой причине.

Моя бабушка, мамина мама, жила в городе Усолье-Сибирское. Не очень далеко. Один час на автобусе от Саянска до Зимы и четыре часа на электричках, с пересадкой, до Усолья. Это были 80-е, никакие экспресс-поезда ещё не ходили.

Мама периодически ездила в Усолье, иногда брала нас. Однажды зимой по какому-то поводу ей понадобилось туда ехать. Она об этом сказала. Я стала проситься с ней, но она не хотела мотаться по электричкам с ребёнком. Сейчас я её понимаю – есть-пить, писать, холодно-жарко. Зима, на улице мороз -30. Сибирь всё-таки. Тем более, что ехала она всего на день-два по каким-то делам. Помню, что долго уговаривала маму, но отказ получила категорический. Но очень уж мне хотелось! Причин такого хотения не могу припомнить. Подозреваю, что просто так, захотелось и всё. Тогда я дождалась, когда все лягут спать. Оделась в дорогу, притащила своё пальто, зимнюю кроличью шапку и сапоги, сложила всё это рядом с кроватью. Всю ночь не спала и прислушивалась к звукам, ждала, когда у мамы сработает будильник. Когда услышала, что она встала и потихоньку собирается, я оделась и в полном облачении вышла к ней. Мама ахнула. А я заявила, что я тоже поеду!

И поехала. Саму поездку я не запомнила, но запомнила, что иногда для того, чтобы добиться своего, нужно использовать эффектные приёмы убеждения.

Мой родной дедушка, отец моей мамы, был убит, когда мама с её сестрой (они двойняшки) были ещё маленькими. Дед возвращался домой с получкой, его ограбили и убили. Моя бабушка осталась с четырьмя детьми на руках, но это другая история. Я хочу рассказать об отчиме своей мамы и моём деде (пусть и неродном) – Гоше. О том, что он мой неродной дед, я узнала, уже будучи подростком, но на моё к нему отношение это никак не повлияло.

Дед был замечательный – большой, очень громкий и матерщинник страшный. Когда-то дед служил на подводной лодке, поэтому использовал «военно-морскую терминологию» с чувством, с толком, со смаком. А бабуля, несмотря на образ глубоко порядочной и интеллигентной женщины-руководителя, имеющая орден Трудового Красного Знамени, тоже умела разговаривать крепко, если того требовалось. Поэтому некоторые выражения я воспринимала как приличные и удивляюсь до сих пор, когда мой муж травмируется каким-либо моим «словцом».

Дед Гоша любил меня так, как, наверное, не любил ни один мужчина в моей жизни. Он обожал меня до потери рассудка. Я отвечала деду взаимностью. Мама рассказывала, что я никого из братьев к нему не подпускала и кричала:

– Это мой Гоша! Не подходи.

Дед всячески старался меня радовать, чем постоянно вызывал возмущение бабушки, потому что готов был спустить на меня целую зарплату и не думал о последствиях. Однажды, получив деньги, он принёс мне заполненную мороженым авоську. При этом он был навеселе, я помню, как он стоял в коридоре с этой авоськой в руках, забитой брикетами с мороженым, которое растаяло и капало на пол. А он стоит счастливый, слегка покачиваясь, и на возмущенные бабушкины вопросы, зачем он купил столько, повторяет одно и то же: