Олег Рогозовский - Записки ящикового еврея. Книга четвертая - Киев. Жизнь и работа в НИИГП 1975-93 гг

С тех пор Ракитное стало основным местом нашего летнего отдыха в течение всей школьной жизни Васи. Прерывалось оно только на два – три сезона после Чернобыля. Вода (Рось и бассейн) его вылечили. Полового созревания ждать не пришлось. О Ракитном еще расскажу позже.

Папа в 1970‑х

Весной 1978 года, через несколько лет после инсульта, папа чувствовал себя неплохо. Он гулял вокруг дома с палочкой, очень радовался Васе, Наконец – то у него появилось время и желание наблюдать весну и природу. Слушал и слышал «голоса» – на Печерском спуске вверху, где родители жили, на «Спидолу» голоса хорошо принимались.

Папе стало плохо перед майскими праздниками и его, по совету уже не практикующей врача – невропатолога А. Динабург, забрали в больницу на Московской, недалеко от дома. Она сказала, что там еще остались хорошие врачи, а в Октябрьской больнице – на кого попадешь. Диагноз – инфаркт, уже четвертый.

На праздники мы с трудом проходили к папе в шестиместную палату, мама бывала у него каждый день. Шестого мая мы приехали с Ниной на Печерский спуск, оттуда пошли в больницу. Была суббота, и в преддверии длинных выходных палата разъехалась по домам. Персонала тоже не было видно.

Папа был уже в полузабытьи, но нам показалось, что он как – то улыбнулся нам. Почти сразу ему стало хуже, потом совсем плохо и притом очень больно.

С большим трудом оторванный от чтения газет дежурный доктор безучастно за всем наблюдал.

«Сделайте же что – нибудь, вы же видите, как человек страдает!».

«А что я могу сделать?»

— «Введите морфин!»

— «Заперт в сейфе»

— «Анальгетики»

— «У меня нету»

— «Аспирин введите внутривенно».

— «Не смогу попасть иглой в вену».

— Вызовите лечащего врача!

— Він отдыхає, я не можу.

— Вы врач?

— Я скінчыв Киевский медицинский!

Он и до этого переходил на суржик, но тут я не выдержал.

— Тогда я вызову скорую!

— Она не приедет – они в больницу не їздять.

— Тогда я вынесу кровать с папой на улицу и вызову «противоинфарктную» бригаду из Октябрьской больницы!»

— Тоже не поедут. Да чего Вы суетитесь – третий инфаркт, старый уже, ничего не поможет.

— Но не в мучениях же умирать!

— «А что я могу сделать?»

Круг замкнулся – он повторил то, с чего начал. Папе еще не исполнилось 66 лет, инфаркт был не третий, а четвертый, к тому же обширный.

Если бы я был не один (Нина побежала за мамой), я бы все – таки попытался вынести папу из больницы, хотя этот здоровый бугай, называвший себя врачом, мог и помешать.

Дело врачей 1953 года нанесло непоправимый ущерб киевской медицине.

Это был настоящий погром с реальными жертвами. «Заметно стало желание медицинского руководства (врачей – погромщиков – О. Р.) избавиться от евреев не только в элитных, а и в обычных медицинских учреждениях. Некоторые руководители старались избавиться даже от родственников врачей – евреев.

Администрация мединститута должна была внести свою лепту в осуждение «врачей – убийц». Разыгрывался этот спектакль в здании Киевского оперного театра. Особая роль, естественно, отводилась «лицам еврейской национальности». Институтские евреи один за другим выходили на трибуну и срывающимися голосами клеймили происки своих соплеменников. Механизм только один раз дал сбой, когда доцент Лихтенштейн, прекрасный терапевт и блестящий преподаватель, интеллигентнейший человек, отказался выйти на сцену, заявив: «Я слова не просил». Все считали, что он обречен, тем более что его учитель (В. Х. Василенко, главный терапевт Кремлевской больницы – О. Р.) был одним из «профессоров – убийц».

После появления в «Правде Украины» антисемитского фельетона началось массовое увольнение евреев в медицинском институте и институте усовершенствования врачей. Если директор Мединститута делал это по возможности мягко и помогал устроиться на другую работу, то директор института усовершенствования Горчаков устроил буквально погром. Несколько сотрудников после беседы с ним заболели инфарктом и инсультом» [М].

Не знаю, с кем беседовал руководитель моей тети Нюси [Рог13] профессор А. М. Ольшанецкий (директором Медицинского был доцент кафедры акушерства и гинекологии Калиниченко, которую А. М. возглавлял), но он слег надолго с инфарктом. Нюсю отчислили из аспирантуры и распределили ее, умницу и еврейскую красавицу [Рог13], участковым врачом в бандеровское село на Западной Украине. С большим трудом, благодаря связям матери, ее удалось оставить в Киеве врачом в детском садике, где она проработала всю жизнь.