Галина Синекура - Честь имею… Или все-таки поимели меня?!

Но моя тогдашняя робость не позволяла мне так поступить. Наверное, боялась заявлять о себе, думая, что будет еще хуже. Хотя, а что случится еще хуже того, что меня не берут на работу моей мечты? В два раза больше будут мне грубить по телефону и в три раза презрительнее насмехаться? Тем более, чуть забегая вперед, признаюсь, что без письма потом все же не обошлось. Не взяли бы меня на службу ни при каких иных обстоятельствах, потому что у меня не было влиятельных родственников, которые бы все устроили.

И так, несколько лет прошло в бесплодных попытках обратить на себя внимание. Что заставляло меня продолжать попытки, раз за разом напарываясь на равнодушие и насмешки? Банальное желание наполнить смыслом свое существование, заниматься таким делом, чтобы понимать, что училась в университете не зря, и миллиард книг прочитала не напрасно. Да и вообще, хоть одна заветная мечта в жизни каждого человека обязана сбыться. И мне безумно хотелось, чтобы моя мечта о службе в органах внутренних дел непременно сбылась.

В 2011 году произошла реформа, на райотделах таблички «милиция» заменили на другие, где было таким же цветом и шрифтом написано чуть иное слово, чужеродное для обывателя – «полиция». Честно признаюсь, что в силу своей тогдашней особой убежденности я действительно поверила, что дело обошлось не только табличками. Стала предвкушать, что в ведомстве почетом и уважением теперь пользуются только те, кому действительно интересно, чтобы служба приносила обществу пользу и обоснованно укрепляла свой престиж. Однако на свои вопросы, адресованные кадровому подразделению и отделу новостей, я получила те же ответы. Места для меня по-прежнему не было нигде.

Тут очень уместно вспомнить случай, который произошел с моим папой как раз в тот период, когда я безуспешно пыталась устроиться на службу. Я увидела полицейских, что называется, в деле. Формально они прошли аттестацию и переоделись из серой милицейской формы в синюю полицейскую. И, по замыслу главных лиц страны, должны были вести себя так, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что они достойны служить дальше, и деятельность их ориентирована на соблюдение законности, защиту жизни и здоровья граждан и прочие великие дела, обозначенные во вновь принятом Законе о полиции. Однако…

Мой папа на законном основании много лет владеет карабином «Сайга». Интерес у него к этой вещице как к произведению искусства, поэтому она содержится в идеальном состоянии. В сельской местности о большей части имущества каждого жителя хорошо известно соседям, тем более, участковый иногда наведывался к папе, чтобы проверить условия хранения оружия. В общем, вчерашний милиционер и сегодняшний полицейский заинтересовался имуществом моего родителя, и даже был уверен, что скоро у него получится стать его новым владельцем.

В соответствии с действовавшей тогда редакцией Закона об оружии, участковый осуществлял проверку условий хранения оружия на основании предписания. То есть только со специально оформленным документом, а не когда ему захочется развеять скуку, заглянув в гости к владельцу. Наш же участковый стал наведываться к папе регулярно. Сельский антипод Анискина, как позже стало ясно, разработал целую многоходовую комбинацию.

– Здравствуйте, хозяин! – приветствовал папу хитро улыбающийся участковый.

– Здравствуйте. Так вы же в прошлом месяце с проверкой приходили. Что случилось?

– Да я не проверять. На зайца сезон в разгаре. Дайте мне карабин на неделю.

– Извините, но нет. Я ж не имею права кому-то передавать свое оружие.

– Так мы же свои, давайте по-свойски. Мне на несколько дней всего.

– В законе про своих и чужих ничего не сказано.

– Слушайте, ну, я при погонах, вы пенсионер нашей системы. Вы ж все понимаете. Никто не узнает, значит можно.

– Да, я пенсионер нашей системы, поэтому закон знаю и нарушить не могу. Идите к кому-то другому с такими просьбами.

Участковый расстроился и ушел. Но по нему никто не успел соскучиться, потому что он постучался в калитку уже на следующий день.

– Здравствуйте. Что случилось? – настороженно спросил папа.

– Да я хочу карабин купить. У меня восемь тысяч есть.

– Его рыночная стоимость раза в три выше. Да и я не говорил, что хочу его продать.

– Ладно, раз за деньги не хочешь, так отдашь. До встречи.

Тут бы моему отцу взять бы да хотя бы намекнуть бессовестному субъекту о том, что он ведет себя совсем не по закону. Ну, явно же что-то нехорошее замышляется, любой бы догадался! Но папа этого не сделал. Надеялся, что тот сам одумается, прекратит свои нападки, что откуда-то из недр порочной душонки допищится до разума дышащая одной ноздрей совесть. Или, по распространенной старинной традиции, папа решил, что будет еще хуже, если спорить с тем, кто сильнее. Но тут стало хуже как раз от либеральной вежливости.