Краинский Васильевич - Записки тюремного инспектора

Пребывание в Н. Бечее русского учебного заведения имеет для нас громадное значение. Материально мы, конечно, ничего не выгадываем. Напротив, жизнь станет немного дороже, но мы приобретаем духовные ценности. Никто из нас, конечно, не попадет на службу в институт, но жизнь наша в этом захолустном городке станет иной. Говорят, что m-mе Духонина ни за что не хочет ехать в Н. Бечей. Здесь, говорит она, помещения для института разбросаны по всему городу, и потому надзор за воспитанницами страшно осложнен, а та свобода режима, которая была в Харьковском институте, ей не нравится.

Вопрос этот очень волнует нас. Помимо того, что мы опять, может быть, попадем в культурную среду среди русских, нам хочется, чтобы институт был здесь ввиду новой политической ситуации. Признание Югославией большевиков, конечно, будет иметь свои последствия и, несомненно, отразится на отношениях местного населения к русским беженцам. Нас здесь слишком мало, чтобы с нами считались. Институт, если он будет в Н. Бечее, заставит местное население именно посчитаться с русскими уже по одному тому, что он будет находиться в ведении правительства.

Уже на этих днях один из местных адвокатов (серб) сказал нашему бывшему преподавателю Я. П. Кобцу: «Зачем Вы тут сидите и не едете в Россию? Там уже установился отличный порядок, и жизнь идет вполне нормально. Никакого террора там нет. Нет и того голода, о котором пишут некоторые газеты. Вам надо помочь своим же русским, а вы тут живете беззаботно и развлекаетесь».

Это было сказано после неудачного выступления нашей колонии, устроившей нечто вроде спектакля, показавшегося публике убогим после тех великолепных спектаклей, которые устраивались институтом. Как служащие в институте, мы пользовались в Н. Бечее известным общественным положением. Теперь в качестве частных лиц, вошедших в соприкосновение с обывателем, мы заняли подчиненную роль в обществе. Мы спустились вниз и уже, конечно, не ходим в кондитерскую и рестораны, как бывало раньше, а в кино занимаем места вместе с простонародьем.

Не чувствовали мы прежде и скрытых противников русской эмиграции, которые совершенно неожиданно проявили себя после того, как был ликвидирован институт. Мы знали, например, что вся семья надзорника основной школы г. Чиплича не была расположена к русским и, где только было можно, шла против них. Теперь язык их развязался. Оба студента Чипличи громко высказываются против русской эмиграции, называя всех русских мужчин дегенератами.

Когда это услышала кончившая в прошлом году институт М. Криун, бывшая в том обществе, где была произнесена эта фраза, то она встрепенулась и сказала: «Ну-ну, продолжайте», - и студент Чиплич повторил: «Да, все ваши мужчины дегенераты». Конечно, это не собственное мнение студента Чиплича, а результат пропаганды, которая в последнее время идет усиленным темпом.

Мы ждали с нетерпением известий и жадно ловили каждый слух. Из Белой Церкви уже получены здесь письма от служащих с просьбой подыскать квартиры. Вопрос, казалось бы, решен окончательно. Державная комиссия уже делает распоряжения, и представители ее сидят в Белой Церкви, обсуждая в заседаниях способы переезда кадетского корпуса в Гараджу. Но вот директору кадетского корпуса генералу Абрамовичу посчастливилось добиться приема у короля Александра, после которого Его Величество выразил пожелание, чтобы Крымский кадетский корпус оставался в своем помещении в Белой Церкви.

Это вышло против желания Державной комиссии, но это была воля короля. Военный министр не так давно был с визитом в Белой Церкви у генерала Абрамовича и лично объявил ему волю короля. Какие разговоры шли о Донском институте, мы не знаем, но скоро стало известно, что и институт решено оставить в Белой Церкви. С большим огорчением мы приняли эту весть. Не только мы, но и местное население в большинстве выражало по этому поводу сожаление. Торговцы учитывали свои выгоды, ремесленники и мастеровые теряли свои прибыли, а часть местной мадьярской и сербской интеллигенции отлично понимала, что в культурном отношении это большой минус для Н. Бечея.

* * *

< ..> Этот танец называется «шими» и превосходит своим безобразием все, что я видел до сих пор. Помимо того, что сам по себе танец был неприличен, все дамы и барышни были оголены до цинизма. Юбки выше колен, декольте чуть не до пояса, руки, плечи и спина обнажены до последней степени. Платья почти прозрачные, просвечивающие все тело.