Георгий Хетагуров: Исполнение долга

Раскрыв тетрадку, я старательно выводил под диктовку командира: «Ленин — вождь мирового пролетариата», «Партия большевиков — авангард рабочих и крестьян», «Советская власть — власть трудящихся». При этом мне разъяснялись значение каждого слова и смысл каждой фразы.

Дядя Дзате посоветовал:

— Иди, Габо, учиться на курсы красных командиров.

— Не возьмут, пожалуй, — засомневался я.

— Возьмут, — убежденно сказал дядя Дзате. — Мне удалось потолковать с Андреевым — он обещал.

— А при чем тут Андреев?

— Как при чем? Его же переводят на должность курсового командира…

И вот я — курсант Пятигорских пехотных командных курсов имени Артема. Курсы были рассчитаны на годичное обучение. Однако курсовую роту, которой командовал В. С. Андреев, почему-то чаще других привлекали к борьбе с бандитизмом и изъятию оружия, в изобилии оставленного на Кавказе разбитыми деникинцами. Из-за этого нам продлили учебу еще на три месяца. Здесь же, на курсах, в мае 1921 года, по рекомендации В. С. Андреева, я был принят кандидатом в члены РКП(б).

Владимир Семенович стал для меня тогда вторым отцом. Да и не только для меня — все мы души не чаяли в нашем курсовом командире. И когда он надумал жениться, почти вся рота тайком от него копалась вечером на убранных уже огородах и собрала в подарок молодоженам полмешка картофеля. Это очень растрогало Владимира Семеновича. Обращаясь ко мне, он пошутил:

— Эх, к этому бы еще мешочек пшенички, обнаруженной тобой в Бургустаской! Напекли бы пирогов на всю роту…

По окончании курсов я стал командовать взводом в школе младших командиров 84-го стрелкового полка 28-й Горской стрелковой дивизии. У дивизии этой были славные боевые традиции. Бесстрашный ее командир латыш Азин погиб в феврале 1920 года на подступах к Северному Кавказу. В схватке с белоказачьей конницей он был ранен и пленен. Деникинцы предложили ему перейти на их сторону, обещали звание генерала.

— Я большевик и умру большевиком! — заявил им Азин.

После зверских пыток белые повесили начдива.

Когда я получил назначение в Горскую дивизию, она размещалась во Владикавказе. Этим были обусловлены некоторые особенности службы. Владикавказ то и дело подвергался тогда налетам националистских банд. Стоило нам только выйти на стрельбище или полевые занятия, как бандиты врывались в город, грабили магазины, рынки, нападали на милицию, убивали партийных и советских работников. Бандиты пытались проникнуть даже в квартиру нашего командира полка М. С. Хозина. На ночь ему приходилось баррикадировать входные двери и окна.

Бороться с бандитами было чрезвычайно трудно. Они хорошо знали местность и пускались на разные хитрости. Однажды во время облавы в горах нам повстречалась большая группа ингушей. Одни ехали на повозках-тавричанках, другие — верхом на конях. Все всадники были вооружены кинжалами и саблями. На передней повозке сидели женщины с закрытыми белой тканью лицами. Видны были только глаза.

К командиру нашего отряда подскакали два всадника, Один из них хорошо говорил по-русски.

— Это свадьба, начальник, — сказал он.

— А почему вооружены?

— Такой у нас обычай.

Когда всадники отъехали, я высказал сомнение:

— Непохоже на свадьбу. Вернее всего, это замаскированные бандиты.

Командир проявил нерешительность:

— А если и вправду свадьба? Есть же инструкция, требующая уважать обычаи горцев…

Прав оказался я: ночью бандиты напали на нас. Хорошо, что сторожевое охранение было начеку. Банда потеряла до 30 человек убитыми. Но несколько наших бойцов получили ранения. Тяжело был ранен и командир отряда.

Вместе с нашим отрядом находилась, тогда и батарея Н. Д. Яковлева — будущего маршала артиллерии.

Не раз участвовал я в подобных экспедициях в качестве коменданта отряда, так как хорошо знал ингушский язык. Много раз приходилось мне конвоировать захваченных главарей банд и злостных укрывателей оружия. Это всегда грозило опасностью получить пулю или кинжал в спину. Родственник моей семьи профессор Абаев предупреждал:

— Будь, Габо, осторожен. Не забывай о кровной мести горцев. Похоже, за тобой уже охотятся…

Но служба есть служба.

…Размышления мои о прошлом были прерваны голосами товарищей: они потащили меня в купе проводника вагона, который оказался коренным жителем Прибайкалья.

— Байкал — чудо-озеро, — рассказывал он. — Нет на земле озера глубже его. Нет воды прозрачней байкальской. И нигде, кроме Байкала, не водится рыба омуль…