Яир Лапид - Мои посмертные воспоминания. История жизни Йосефа «Томи» Лапида

Я знал, что группа недовольных, рассчитывавших на получение теплых мест от министров – членов «Шинуй», проникла в ряды членов Совета, но не думал, что они могут как-то чувствительно повлиять на результаты. Мне следовало вспомнить высказывание еврейского философа Моше Мендельсона: «Месть ищет объект и, если не находит, начинает пожирать собственную плоть».

Внутрипартийные выборы состоялись в январе 2006 года. Накануне я прочитал в интернете статью известного журналиста, который писал, что наши внутренние выборы никому не интересны, потому что «партия “Шинуй” была и остается партией одного человека – Томи Лапида». Я согласно кивнул и сел писать победную речь, которую произнесу перед Советом.

Но двадцать четыре часа спустя все рухнуло.

За первое место со мной боролся Ицик Гилад, один из сценаристов израильской мыльной оперы, никудышный писатель, утверждавший, что он предсказал появление озоновых дыр. Я победил Гилада – о котором никто не слышал ни до, ни после – с унизительно малым преимуществом в чуть более полпроцента. Но это было лишь началом конца. В борьбе за второе место Ле-винталь – лидер недовольных – одолел Авраама Пораза. Мы с Поразом поднялись в гостиничный номер, чтобы поговорить с глазу на глаз.

– Я не буду бороться за третье место, – сказал Пораз, – они просто сделают со мной то же самое еще раз.

– А что ты будешь делать?

– Пойду домой.

– Тогда и я ухожу.

– Ты не можешь уйти, Томи, тебя избрали лидером партии.

– Если ты уходишь, я тоже ухожу.

Мы молча спустились на лифте в вестибюль отеля. В конференц-зале продолжался разгром, лоялисты один за другим проигрывали заговорщикам. Ни одна партия еще не совершала харакири так быстро и так эффектно. Я не стал оставаться там и наслаждаться унижением. Помощники ждали меня в машине. Я попрощался с Поразом, крепко обнял его и поехал домой. Там меня уже ждали Мерав и Яир, которые услышали о произошедшем по радио. Я сел на коричневый диван в гостиной, пытаясь переварить то, что произошло всего несколько минут назад.

– Как вы думаете, что мне делать? – спросил я их.

– Папа, – сказала Мерав, – эта история закончилась.

– Какая история?

– Про тебя и политику.

Так с одной фразой, произнесенной дочерью, закончилась моя политическая карьера.

Я, конечно, мог бы продолжить. На следующий день после внутрипартийных выборов, когда Левинталь понял, что одержал пиррову победу, он послал своих гонцов, чтобы убедить меня не уходить в отставку. «Широкая общественность все равно не в курсе, кто у нас на втором месте, – говорили они, – и ты продолжишь быть нашим безусловным лидером». Я не стал слушать их или отвечать им. Я не для того работал в партии и возглавлял ее, чтобы привести в Кнессет кучку третьесортных проходимцев и предателей, которые не достойны и не способны представлять наших избирателей. Кроме того, я не был готов отвернуться от Пораза. Он мой друг, а я не предаю друзей.

Через несколько дней я собрал пресс-конференцию и объявил о своей отставке.

– Я решил, что не имею морального права возглавлять на выборах список кандидатов, в которых не верю, – сказал я перед камерами. – «Шинуй» в своем нынешнем виде не заслуживает доверия общества.

Я собрался сесть, но выпрямился и добавил еще несколько слов:

– Сегодня я поставил точку в большой главе из моей жизни. Главе, которой я горжусь.

Проходили недели, а за ними месяцы. Это было время, когда я должен был наконец начать понемногу наслаждаться жизнью: вставать попозже, прочесть наконец-то «В поисках утраченного времени» Пруста, выбраться в Вади Кельт, записаться на курс изучения Каббалы, заняться випассаной, постричь газон, починить сломанные жалюзи, поменять почтовый ящик, готовить холодный вишневый суп, навещать тетю Блюму, поливать растения на крыше, слушать симфонии Малера, играть с внуком в шахматы, приводить в порядок фотоальбомы.

И что из всего этого я сделал? Ничего. Я понял, что все эти дела, которые ждали меня годами, существуют не для того, чтобы быть сделанными, а лишь для того, чтобы я все время собирался их сделать.

В эти долгие месяцы, вместо того чтобы делать что-нибудь, я созерцал. Сидел с книгой и не читал. Общался с людьми, которые замолкали, обнаружив, что я не слушаю, а смотрю в одну точку.

Я созерцал пустоту. Я вставал пораньше, чтобы не признаваться себе, что никому не будет меня недоставать, если встану попозже. Я смотрел в никуда, потому что понимал, что судьба моя решена – до конца жизни я обречен на ничегонеделание.