Array Коллектив авторов - Бессмертный полк. Истории и рассказы

И мама ей начала писать, а от неё опять ничего. И вот получаем мы письмо от родственницы, тётки отца: «Шурочка, письмо твоё получили, за которое благодарим. Ты пишешь, что мама не отвечает на твои письма. Но мама приказала вам долго жить… Она умерла 2 апреля 1944 года. Хоронили мы её 6 апреля на Волковом кладбище. И давно бы написали, но не знали твой адрес».

Я с мамой оказалась в Красноуфимске. Ещё перед эвакуацией дядя Лёва, которому уже больше не был нужен матросский бушлат, отдал его сестре и сказал: «Сшей Жене пальто». Так что День Победы я встречала в пальто, сшитом из бушлата дяди Лёвы. Когда мы были в Красноуфимске, мама сдавала кровь. Вот, – показывает она клочок бумажки, – справка донора, остаточек… Было прямое переливание какому-то лётчику.

Евгения Николаевна Белая (фото автора)

У мамы была первая группа крови, высокий, несмотря ни на что, гемоглобин, и её попросили сдать не 200, а 400 грамм. Сдала, пошла и упала. Конечно, мама сдавала кровь ещё и потому, что давали обед, что-то она несла и мне… В Красноуфимске мы прожили с 1942 по осень 1943 года, и у меня там начался туберкулёз бронхиальных желёз – климат там резко континентальный. А организм был ослабленный. И врач сказал: «Если хотите, чтобы ребёнок выжил, надо ехать в какой-то более спокойный климат. И вот мы уехали в Ярославскую область, на мамину родину. Там уже бабушка, мамина мама жила, её туда эвакуировали, и мы до 1946 года там и прожили. Там было очень много ленинградцев, был и ленинградский детдом, и дети из него вместе со мной в первый класс пошли. Летом 1946 года для них был организован пионерский лагерь, и меня туда взяли, как дочку работницы. И там меня в первый раз приняли в пионеры. Когда мы потом переехали в Таллинн, и я пришла в школу, никого ещё не принимали – только к годовщине Октябрьской революции. А я говорю: «Я уже пионерка!» – «Как это так? Не может быть!» И меня заставили вступать второй раз…

Но перед Таллинном было возвращение в Ленинград. Вернулись мы слишком поздно. Незадолго до этого вышло постановление о том, что если комната занята семьёй погибшего фронтовика, то она не возвращается… Так мы остались без жилья. Бабушка – папина мама – умерла, её комнату в 1944 году, конечно, тоже уже забрали. Мамина мама тоже там больше не жила, также потеряв за время эвакуации свою комнату. Её потом взял к себе дядя Лёва. А нам некуда было деться. Мы какое-то время жили у своих соседей, а потом мама встретила своего земляка. Он её запомнил ещё молоденькой девушкой там, в Ярославской области. Она вообще была очень красивой. Он к ней подошёл, разговорились. Он в это время был разведён, она потеряла мужа. И вот от этой безысходности она согласилась выйти за него замуж, и мы уехали в Таллинн, где я прожила 20 лет, а мама – 43 года. А потом ещё 17 лет в Риге. Так что мы, по сути, «прибалтийские русские».

Много лет с мужем-военным я прожила на Камчатке, а в родной мой Ленинград мы больше так и не смогли вернуться. Но я смогла осуществить свою мечту – стала учителем истории…

Записал Алексей Сокольский, г. Дмитров

Любимая Россия! Как много тебе пришлось пережить трагедий, взлетов и падений. Я родом из Советского Союза, в котором было все: тяжелые годы «культа личности», Вторая Мировая война, в которой одержали Великую победу, потеряв многие миллионы человек. Моей семье не пришлось участвовать в этой войне, так как мои родители были репрессированы.

Моя мама Вера Федоровна Епачинцева (в центре), справа – мой папа Константин Иванович Епачинцев, слева – Константин Иванович Быценко (отец мужа)

Маме, Ковальчук Вере Федоровне, проживавшей со своими родителями в Славутском районе Каменец-Подольской области Украинской ССР было всего 16 лет, когда в 1933 году ее семью раскулачили и отправили в город Красновишерск Чердынского района Свердловской (ныне Пермской) области. Там она трудилась на целлюлозном заводе разнорабочей, вышла замуж, сменив фамилию на Гарбузюк, ждала ребенка, когда 2 января 1938 года ее арестовали за «контрреволюционную деятельность». Теперь трудно сказать, в чем заключалась эта «деятельность», ведь беременные женщины обычно готовят приданое для будущего малыша и думают только о нем. Но 22 февраля 1938 года на основании приговора Особого совещания НКВД Вера Федоровна Гарбузук была осуждена на десять лет лишения свободы. Моя сестра Нина родилась в тех местах, где лишают свободы, 10 июня 1938 года и пробыла там вместе с матерью до 13 июля 1944 года, так её тоже наказали за «контр-революционную деятельность». 27 февраля 1962 года дело мамы было пересмотрено Военным трибуналом Уральского военного округа и прекращено «за отсутствием в её действиях состава преступления», она была реабилитирована. 22 ноября 2002 года была реабилитирована и моя сестра Ермошина Нина Константиновна. Наверно, и в её действиях не нашли «состава преступления».