Мария Украинцева - Поколение 40-х

Иногда ребята побольше берут нас малышей играть с собой в войну, мы армия. Их таких, как наш Женя, всего в городке четверо, поэтому приглашают нас.

Однажды играли в Наполеона. Наполеоном был друг Жени и наш сосед Толя Рыжаков.

За нашими домами был старый дзот, остался еще с 41 года, взрослые его засыпали, чтобы мы в него не лазали, зимой мы с него катались на санках.

Вот Толя-Наполеон сидит на этой горе и командует армией, мы воюем снежками. Вдруг он неожиданно исчез и раздался из-под земли его страшный рев, мы в рассыпную по домам.

– Что с Вами? – с беспокойством спрашивает бабушка. А мы и слова сказать не можем, так испуганы, потом лишь несколько минут спустя, немного придя в себя, рассказываем бабушке, что Толю Наполеон утащил под землю.

– Куда, какой Наполеон? Ну подробно, что случилось? – Выяснив в чем дело, телогрейку на плечи да бегом к соседям, а те уже все на горе. Рев от горы на весь городок. Оказалось, провалился наш Наполеон в дзот, тот сгнил и рухнул под нашим топотом на горке. Вытащили нашего командующего всего в слезах и паутине, строго-настрого запретив подходить к горке, а летом прочно засыпали дзот. Война уже шла далеко на Западе. Страна потихоньку выбиралась из руин. Каждый надеялся только на свои руки и голову, помощи ждать было не от кого, ее никто и не ждал, понимая, идет война. Каждый с замиранием сердца ждал возвращения отцов, братьев, мужей сыновей с войны. Мы уже знали, что дедушка погиб под Москвой в первый же год войны, отец воюет на Западе, была от него весточка.

Вернулся после ранения в руку наш сосед, отец Толи Рыжакова, дядя Вася. Это его отец Егор оставался у нас единственный мужчина в городке в1941 году. Он жил с невесткой, женой дяди Васи и двумя внуками.

Рады соседи, живым сын вернулся, ничего, что рука перебита, жить можно. Решил дедушка отпраздновать это событие. А чем? Нищета. Осталось у них немного зерна со старых времен, ячмень. Решил дед сварить пива. Получилось отменное пиво.

А зерно после варки пива принес бабушке.

– У тебя Марфа курочки, жалко выбрасывать, может, склюют, возьми.

– А бабушка весной раздобыла в соседней деревеньке четыре маленьких цыпленка и все лето их растила и теперь у нас три курочки и петушок, рада бабушка, хоть яичко иногда ребятишкам будет, а то совсем позеленели щечки у детей.

Взяла бабушка зерно попробовала немного дать курочкам с опаской, ничего клюют, подавай только. Успокоилась, высыпала остальное и ушла в дом. Через некоторое время вышла на улицу валяются ее курочки дохлые по двору. Загоревала бабушка, заплакала:

– Что же я старая наделала, загубила сама своих касатушек, остались опять ребятишки без яйца.

Горюй, не горюй, делу не поможешь. Надо хоть перо общипать, подушку сделаю ребятам. Общипала, пошла, мыть перо в дом, а кур сложила за сарайчиком, потом закопаю.

Моет перо, а сама все горюет, жалко кур. Заходит дедушка Егор и смеется:

– Ты что это Климовна банный день сегодня курам устроила, вижу одежонку их стираешь?

– Уходи от греха Егор, пока я кочергу об тебя не обломала. Загубил ты моих касатушек, чем теперь кормить ребят? А тебе еще и смешно ироду.

– Что ты, Господь с тобой Марфа, бегают твои куры по двору, только голые, это понятно стираешь одежонку их.

– Как бегают, ты, что ополоумел, я же их дохлых ощипала?

Дед давно понял, в чем дело и хитро улыбался. – Да так бегают, посмотри сама.

Выскочила бабушка во двор, действительно гуляют по двору ее куры без пуха и пера, как есть голые и петух вышагивает длинными ногами, только гребень краснеет. Поняла бабушка, что хмельного зерна наелись куры и уснули, а она их за дохлых приняла. Все лето обрастали куры пером. Долго дед подшучивал над бабушкой насчет «банного дна». И такое было.

И так мы уже подросли. И все почти в одно время пошли в школу. Школы у нас конечно близко не было. Совсем недавно открыли начальную школу на танковом полигоне, в маленьком домике на четыре класса. Но нам малышам и туда ходить было очень далеко и тяжело, особенно зимой и весенне-осеннею распутицу. Но что делать, другого выбора не было, а учиться надо. Еще идет война, кончается 1944 год. Итак, я иду в 1-ый класс. Ни одежды ни учебников, ни тетрадей – ничего нет, да и магазинов тоже нет, где бы все это можно купить.

Дала матери приятельница три метра ситчика зеленого в горошек, вот из него и сшили мне школьную форму, замечательное платьице, до сих пор его помню. Юбочка в складочку, а на рукавах и воротничке беленькие манжеты. Из старой простыни сделала белый фартучек, а из бабушкиной черной сатиновой юбки черный фартук, замечательная получилась форма, мне очень она нравилась. Из остатков юбки сшили сумочку, портфелей, конечно нет, а к ручке сумки был привязан еще маленький мешочек в него помешался пузырек с чернилами, который мы делали из чернильного карандаша, чернильниц тоже не было. Но самое примечательное было это наши первые тетради. Это толстая серая оберточная бумага, она была не совсем ровная. Ее мать сначала нарезала, потом каждый лист утюгом разгладила и сшила. Таких тетрадей у меня было четыре, а у некоторых и таких не было и учительница просила для них поделиться у кого лишние. Эти тетради мы, вернее родители нам разлиновывали и на них мы начинали учиться писать наши первые буквы. И это была норма почти для всех, никого это не удивляло. Конечно, были на этом полигоне и дети военнослужащих, у которых рядом отцы военные, получают пойки и денежные содержания, их дети были сыты, одеты и обуты, но мы им как-то не завидовали, наоборот мы гордились, что наши отцы защищают Родину.