Игорь Угляр - Белый дом. Президенту Трампу лично в руки. Как строитель строителю. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

У Синклера, в одной из его повестей горьких о такой же доле горькой работного люда Америки в период, любовно окрещеный поводырями «первичного накопления капитала» есть зарисовка – раздумье, зарисовка – приговор. Молодой человек, истощенный ежедневной битвой за кусок хлеба где – то на чикагских бойнях, в свой редкий выходной находится недине с природой, любуясь, хватающей за живое, сколько глаз хватает, красотой ее. Нищенское существование, полурабский труд, барак, беспросветная жизнь – как совокупный итог дел рук человеческих. Почему всё то, чего преимущественно касается рука человеческая не в красоту превращается – противоположность ее, кровь, смрад, смерть, кирпич тёмно – бурый уродливых строений, где в загривок бессловесной твари вдарят током, выцедят кровь, выпотрошат кишки, сдерут шкуру, подвесят на крюк, который пойдет по кругу аж до тех пор, пока вчера еще беззаботно мычащее существо не превратится в консервированую жестянку с пришлепаными со всех сторон красивыми цветными картинками.

Между мной и сыном ровно такой же возрастной промежуток какой был между отцом и мной. 37 лет. Через несколько дней малому (вымахавшему выше меня на пол головы!) стукнет 22. Припоминаю не только себя в этом возрасте, родителей припоминаю. Отец. Типичный портрет человека, неспешно доживающего свой век. Не припомню, чтоб он не то, что спешил, бежал куда – то, да просто он никогда даже ускореным шагом не шел! Лавочка в тенечке что в садочке, цигарка в неизменном мундштуке, газетка, книжечка, пенсия в 60 годов, и – прощай жизнь! Далее медленое угасание и преждевременый уход в вечность. Хотя почему преждевременый, очень даже своевременый! Ему еще повезло, если определение это применимо к слову «смерть» помереть в душевном и физическом комфорте, любящим, ухоженым, в чистом и на чистом, с ощущеним правильно и достойно прожитой жизни в лучшем из миров, в обществе справедливом, которое полностью его устраивало и которому отдан был до мозга костей. Которое защищал с оружием в руках и в котором прошел путь от сельського парубка до директора школы. Человек беспартийный, кристально честный и порядочный, он не наложил на себя руки как его приятель Герой зав кафедры Политеха, не помыкался голодно обессилено как многие его сверстники в поисках пропитания, не выстаивал, сгорая от стыда протягивая тряпье на продаж унизительно долгими часами на барахолке, не мучился, не страдал от болезней, отсутствия лекарств, не сошел с ума от рыночных преобразований, героизации ОУН – УПА, развала Союза, запрета Компартии, не горел от стыдобы за всё происходящее вокруг… Внутрений свет его померк несколько ранее внешнего, я ж и говорю, повезло, и в этом нет никакого цинизма, богохульства, никакой сыновей неблагодарности нет. Когда вспоминаю отца, думаю вот о чем. А ну, если бы все такими были. Целые государственые институции отмерли бы за ненадобностью. Законы, а зачем ежели все живут по совести, милиция, а зачем ежели хватать – сажать некого да и не за что, суды, а судить то кого да за что?, сейфы, замки, бумаги деловые – да неужто слова купеческого недостаточно? Деньги – вот зло главнейшее самое отмерли бы!, сколько их надо то… Да, мог и перегибал с рюмахой, хотя, ежели опять же со мной сравнить, то был он трезвенником записным.

Мать. Полная отцу противоположность. Много младше, а ушла вслед сходу. Проклятый рак сожрал таки, доконал женщину. А силы и воли была чрезвычайной, ей бы жить да жить. Внуку только пол годика, а ей помирать сверху предписано. Несправедливость дичайшая! Нет, ее бы не ухайдокали никакие реформы, еще посмотрели бы кто кого. Не пропала бы. Имела крепкую житейскую хватку и практичный ум. За что не бралась – выходило всё. Вновь годы высчитываю, и выходит что? Умерла молодой совсем, в 62. Да мне через каких то пару с гаком, правда их еще прожить надобно, что при подобном образе проблематично весьма, стукнет столько. Нет, не дожили родители мои дорогие в силу обстоятельств разных до веку своего генетического, не дожили. Будь мама жива, и моя жизнь да судьба сложилась бы по другому, иначе. Строгая была, ни на какие чужбины бы не подался, смешно подумать даже, семья бы сохранилась, крыша над головой, да многое чего. Да не судьба. Думаю иногда. Увидь родители чадо свое в подобных ракурсах житейских – в могилах бы попереворачивались. Хотя с другой стороны увидь другую сторону жития мого – даму сердца, чтоб далеко не ходить, книги написаные, и те которые часа своего ждут, да и не вечер жизни моей еще, о, далеко не вечер, в некотором смысле рассвет даже, и не убоюсь я слова этого!Только привести в божеский вид себя в раз очередной да окрыситься. Во что бы то ни стало, окрыситься!