1 ...6 7 8 10 11 12 ...23 Военные манифесты Николая Николаевича мне не нравились, они были пышными и неясными: особенно его манифест к народам Австро-Венгрии. Скоро этот манифест начал ходить по рукам в различных вариациях: он был издан на девяти языках и особенно словацкий текст отличался от чешского и иных, в нем было особое и непосредственное обращение к словакам. Ходил по рукам также особый манифест к чешскому народу, но он мне казался подделкой, вышедшей из рук или наших людей или австрийской полиции: в русских собраниях документов и в газетах я его не нашел.
В речах депутатов в Думе говорилось о славянах очень мало: польский представитель говорил о славянах лишь затем, чтобы не говорить о русских. Милюков упомянул о борьбе против перевеса германцев над Европой и славянством.
Из всех этих официальных заявлений не мог я получить об официальной России иного мнения, чем то, какое имел ранее, благодаря своим изучениям и наблюдениям.
У нас сильно подымали настроение сообщения о «Дружине» в России и о царском обращении к нашим соотечественникам. Подробности не были известны, да и вообще серьезно не взвешивались русское и международное положение. Политическое давление со стороны Австрии и усталость от бессильного шатания перед венской тюремной решеткой усиливали то некритическое русофильство, которое ожидало спасения от великой России и убеждало, что для этого даже не нужно активного сопротивления («Русские с нами» и т. д.).
Примером того, насколько неясно русская печать писала о славянском вопросе, может служить «Русское Слово», доступное нам благодаря цитате в киевском «Чехословане». «Русское Слово» комментирует обращение Николая Николаевича к австрийским народам следующим образом: «Настает великий момент. Разноплеменные народы Австро-Венгрии призваны к новой жизни. Босния, Герцеговина, Далмация и Хорватия сольются с Сербией, Седмиградия (Трансильвания) и южная Буковина с Румынией, Истрия и южный Тироль с Италией. Более сложен вопрос о судьбе чехов-словенов, венгров и австрийских немцев. Нельзя ничего возразить против немецкой Австрии в ее этнографических границах, но недопустимо, чтобы этот немецкий край был присоединен к Германии, так как таким образом Германия вышла бы из войны более сильной, чем до нее. Независимая Австрия должна отделять Германию от Ближнего Востока. На пути к созданию независимого чешского государства лежит вопрос о выходе к морю, вопрос, который невозможно разрешить в этнографических и исторических границах чешской народности. Венгрия получит самостоятельность, и роковая ошибка 1849 года будет исправлена. При том, однако, Венгрия должна быть ограничена лишь территорией с венгерским населением».
Мне кажется, что статью русской газеты нет надобности объяснять – она полна неясности и туманности, главным образом в вопросах о судьбах нашего народа и Австрии, которая должна была отделить Германию от «Ближнего Востока»; пусть только читатель посмотрит на карту, представит себе подобную Австрию, и он убедится в русских неясностях в польском и чешском вопросах. То же самое можно сказать о словинцах и т. д. Более точна лишь сербская и румынская программы.
Мое критическое отношение к России было, конечно, обоснованным и единственно верным. Но теперь было уже поздно критиковать открыто Россию и вводить в колею наших русофилов. Кроме того, взбудораженные войной, они не поняли бы моей критики, как не понимали ее и перед войной. Большинство людей до сих пор не понимает, что подразумевал Неруда под сознательной любовью. В данном случае, я мог спокойно сказать, что любил Россию, т. е. русский народ не менее, чем наши русофилы, но любовь не может и не должна одурманивать разум. Больше того, участие в войне и революции требует хладнокровия и ясности мысли: войны и революции не делаются лишь фантазией и восторгом, чувством и инстинктом, во всяком случае, только ими они не выигрываются. Я следовал завету Гавличка, который нам впервые указал Россию такой, какая она есть в действительности, и ничто никогда не могло меня от этого отвратить. И я ясно сознавал, когда и в какой мере демократический политик, – особенно демократический политик, может и должен руководствоваться мнением большинства и даже всеобщим мнением.
Россия, особенно официальная Россия, а именно от этой России и зависели решения во время войны, имела свою особую славянскую проблему: стремление овладеть Константинополем. Стремление это, с давних пор усиленное и освященное религиозным вопросом, сталкивалось с противодействием Австрии, которая, следуя за Римом и за пангерманской идеей, также протискивалась на Балканы. Малые балканские народы были одинаково средством к достижению цели как для России, так и для Австрии. В религиозном отношении здесь сталкивались католическая австрийская династия и православная русская; Австрия и Россия боролись за преобладание и влияние в Сербии, Румынии и Болгарии. Эти земли находились в соседстве у обоих соперников, были им близки и по своему историческому развитию, а потому о них шла речь в первую очередь.
Читать дальше