Томаш Масарик - Мировая революция. Воспоминания

Наше место определялось всей нашей историей. Оно было на антинемецкой стороне. Анализируя европейское положение, определяя возможное развитие войны, я решился на активное сопротивление Австрии, в уверенности, что победят союзники, что наша к ним приверженность принесет нам свободу.

Решение не было для меня легким – дело шло, как я чувствовал и знал, о решении судьбы народа; но для меня было ясно, что в столь великую эпоху мы не можем оставаться пассивными; и самые лучшие права должны быть добыты деятельными людьми, иначе они остаются лишь на бумаге. Если мы не можем восстать против Австрии на родине, то мы должны это сделать заграницей. Там будет нашей главной задачей завоевать симпатии к нам и нашей национальной программе, завязать сношения с политиками, государственными деятелями и союзническими правительствами, организовать единое выступление всех наших колоний за границей, а главным образом организовать из пленных войско. Военная программа была мне ясна с самого начала, как это доказывает мое первое поручение Воске в Лондон. С самого начала боев в Галиции (с 10 августа) русские взяли в плен значительное количество австрийских солдат; в половине сентября, по моим расчетам, там должно было быть около 80 000 человек. Уже среди них должно было быть не менее 12 000–15 000 чехов, которые бы могли записаться в дружину, а число пленных все росло, а с ними и количество наших будущих солдат. План формировать войско за границей был настолько естественным, что наши колонии начали его всюду одновременно осуществлять.

Наконец, было необходимо, чтобы иностранная организация была в связи с родиной; само собой случилось так, что уже одно существование заграничного организационного руководительства оказывало возбуждающее влияние на родине. Все это, конечно, могло требовать все больших и больших жертв – но свободу нельзя добыть без жертв.

Мне, конечно, не приходится говорить, что при всех решениях по вопросу о восстании против Австро-Венгрии в глубине души у меня звучали вопросы: готовы ли мы к действиям, созрели ли мы для свободы, для самоуправления и сохранения самостоятельного государства, состоящего из чешских земель Словакии и многих национальных меньшинств? Достаточно ли у нас настолько политически зрелых людей, которые бы поняли действительный смысл войны и задачу народа в ней? Угадаем ли мы решающий исторический миг? Сумеем ли мы на самом деле действовать – снова действовать? Загладим навсегда Белую Гору? Преодолеем в себе Австрию и ее столетнее воспитание?

«Верю и я, Господи, что пронесется вихрь гнева твоего и вернется к тебе, о народ чешский, право и мощь твоя».

Перед отъездом я набросал для д-ра Бенеша и его помощников план антиавстрийского движения на родине: я принял в соображение все возможности и подробно определил, что необходимо делать в том или ином случае. Разговорами с д-ром Бенешем в Швейцарии, а также и письмами я план дополнил. В каждой войне – а революция тоже война – дело не только в преданности и мужестве, но и в продуманном плане и в организации всех сил под единым руководством.

Я решил, что сначала поеду в Италию, а потом в Швейцарию: мне было интересно убедиться, какое в Риме настроение и останется ли Италия нейтральной. Я выехал из Праги через Вену 17 декабря 1914 года.

У меня были опасения, что полиция в Праге или на границе будет мне делать всяческие затруднения. Совершенно случайно мне еще перед войной был выдан заграничный паспорт во все государства сроком на три года; благодаря этому полиция была до известной степени связана. В газетах промелькнуло известие о болезни моей дочери Ольги, а ее я вез с собой; благодаря этому все шло довольно гладко. На границе чиновник все же делал затруднения и телеграфировал в Прагу, запрашивая, можно ли меня выпустить. Прежде чем мог прийти ответ, поезд в Венецию отошел бы, а потому, в первый раз за всю мою бытность депутатом, я выдвинул свои депутатские права, сел в купе и уехал.

Из Венеции я написал Штепине в Чикаго, чтобы Чехословацкий комитет помощи, председателем которого он был, выслал мне, как было решено ранее с д-ром Штейнером, деньги. Тогда я не знал, сколько будет нужно; постепенно я дополнял просьбу первого письма и требовал все больше и больше.

В Венеции был редактор Главач; благодаря своему богатому запасу всевозможных австрийских и венских новостей, особенно личного характера, он помог мне дополнить сведения о графе Чернине, который занимал меня в то время. Он был послом в Букаресте, и я слышал в Вене самые разнообразные сведения о его тамошней деятельности; несмотря на его отношение к Францу Фердинанду, я ожидал, что он скоро начнет вмешиваться в венскую политику.