Игорь Гагин - Мне приснилось детство

Но я не стал задавать никаких вопросов. Что-то они опять колдовали, потом рентген, гипс и сижу я у специальной печки, которая сушит гипсовую накладку. Слышу легкий щелчок. «Опять косточка с места съехала!» – подумал озлоблено. Доктор пришел с рентгеновским снимком.

– Слава Богу, вроде, встала на место. Поздравляю!

Молчу. Пусть остаётся всё, как есть. 5 5 Проблем по жизни из-за неправильно сросшейся косточки почти не было. Единственно, я не смог овладеть в полной степени гитарой, не получались многие переборы, сколько не старался. Если бы хотел стать профессиональным гитаристом – это была бы трагедия, а так, для уровня трех аккордов и чуть выше, и это сошло. Девчонкам нравилось и этого хватало.

В деревню приехал героем. Неимоверное уважение со стороны пацанов, и пристальное внимание со стороны девчонок. По вечерам собирались на нашем крылечке, и я в очередной раз рассказывал о своих подвигах в больнице, нещадно додумывая подробности увиденного, услышанного и пережитого. Стал замечать за собой одно новшество: теперь, прежде, чем сказать что-то, сперва обдумывал, раньше наоборот: сперва вываливал, только потом начинал думать, что вывалил.

Приехал мой крестный дядя Коля, тетя Вера – Лидина и Славика мама, ну и сам братан. Тётя Вера – веселая, миниатюрная женщина, всегда с подколами и приколами. Рядом с ней мой дядя казался просто гигантом. Брату семь – уже можно общаться. Крестный все смеялся, обзывая меня «бриллиантовой рукой». По детскости Славка дико завидовал моей популярности. Решив однажды повторить мой подвиг, два раза сиганул с крыши двора. Неудачно. Сломать не получилось, только руку отшиб. Бегали в поле, играли, ходили в лес, также втроем, но без Лиды. Её место прочно занял Славик. Они с Ольгой были ровесниками и легко находили общий язык. Я даже ревновал. Как-то по-доброму, но все-таки что-то такое непонятное в душе шевелилось.

Оля, Оля! Когда мы прощались до следующего года, она трясла мою левую руку, так как правая была в гипсе, и весело говорила: «Игорёк, приезжай скорее! Я буду ждать!» Невероятно, но эта семилетняя девочка – моя тётя! Разве такое бывает? Видно, бывает. Если бы я знал тогда, что мы видимся в последний раз! Оля умерла через полгода, навсегда оставшись восьмилетней. Неудачное падение с санок, перелом руки в локтевом суставе.

В больнице кость решили вправлять под наркозом. Что-то там не так рассчитали и не успели досчитать до десяти, как остановилось маленькое сердечко. Был конец февраля, из-за школы меня на похороны папа не взял. Скорее, он это сделал из этических соображений. Привез фотографию. Оля лежит в гробу, будто спит, удивительно красивая и чужая. К сожалению, других фотографий, где она живая, смеющаяся, у меня нет. Только эта, как напоминание о хрупкости бытия и такой безумно короткой жизни, переходящей в вечность.

Я приехал в деревню через год. Бабушка как всегда трудилась и молилась. Об Оле болезненные воспоминания, в виде мест наших игр и предметов, с которыми она, так или иначе, была в соприкосновении. Не верилось, что её нет. Всё время казалось, что она просто куда-то ушла и скоро вернётся, но она не возвращалась и вернуться не могла. Дядя Володя как-то несколько замкнулся. Бабуля рассказывала, что он чуть умом не тронулся от горя. Только-только начал в себя приходить.

Сдружился с Толькой Кабановым. Мы общались еще в прошлом году, но как-то поверхностно, а тут нашлись общие интересы. Отец Толика, дядя Вася, был колхозным конюхом. Как человек в меру пьющий, время от времени позволял себе входить в состояние алкогольной зависимости. В такие дни Толян временно исполнял его обязанности и делал это с большим удовольствием. Однажды, когда моему другу в энный раз пришлось поработать врио конюха, позвал меня с собой в конюшню. Она располагалась недалеко от свинофермы и была по виду убогим деревянным срубом. Но как заверил «временно исполняющий обязанности» конюха, зимой здесь было много теплее, чем в кирпичном здании поросячьего дома и поэтому на конюшню иногда свиней загоняли отогреваться. Верилось с трудом.

– Покататься хочешь? – спросил по дороге Толян.

– Спрашиваешь!

– Значит, покатаешься.

Опыт общения с лошадьми до этого у меня был, но довольно печальный. Как-то подхожу к дяде Володиному жеребцу, который, будучи запряженным в телегу, понуро стоял у ворот. Протягиваю ему краюху хлеба. Конь потянулся, взял бархатистыми губами и захрумкал, перекатывая во рту мундштук. Потом потянулся еще, но хлеба у меня больше не было. Шумно выдохнул мне в живот горячий воздух, прошелся по нему губами. Я был в одних шортиках, стоял, доверчиво выпятив пузо. Лошадиные губы мягкие, перебирающие, можно сказать нежные, но в какой-то миг конь впивается зубами и начинает сжимать челюсти. Машу ручонками и ору благим матом, а он, мерин сивый, принимается совершать челюстями жевательные движения. Нарастающая боль вдруг резко обрывается – это подоспевший дядя Володя саданул жеребца оглоблей по хребтине. Тот отпрянул, ну а я шлепнулся на землю, скрючившись калачиком. Болело потом долго, а лошадиные зубы, казалось, так навсегда и оставили свои отметины на моём животе. Как ни странно, прошло…