Алексей Иванов - Слепое кино

Девушкам, вероятно, нравилась его беззащитность, и они раскалили своими каверзными подстёжками его эмоционально робкую натуру до стыдливого румянца на блескучих щеках, перешедшего в подзахлёбывание пивом. И когда в комнату ввалились Банан и Виталий, Ара, сидя уже на диване, вцепился в них глазами, как кандидат в утопленники в оранжевую сушку.

Банан и Виталий осели на стульчиках и взялись за сигареты.

Шарманка продолжала нести пурговые дела.

– Трагедия курильщиков не в том, что они курят. И даже не в том, что не могут бросить, – изрёк Банан, затягиваясь сигаретой нежнейшего «Kenta» в удивлённо раздавшейся, чтобы дать место его объёмной фразе, тишине. – А в том, что они курят свой паршивый дешёвый табак.

И рекламно кинул белоснежный фильтр в раскрытую пасть окна.

Та жадно проглотила трассирующий окурок во мрак.

– Панты, панты, панты! – вдруг разродился Ара в муках гнилого стебалова, пытаясь компенсироваться. – У тебя одни панты! Ты, ведь, весь из пантов, как мозаика.

И ощерился с чувством честно отработанного превосходства.

– Это всё же лучше, чем быть таким же беспантовым куликом, как ты! – усмехнулся Банан.

И хлопнув эдакой дверью, вышел из разговора в полутьму сырого закулисья.

– Ну что, Виталя? – спросила Агни.

И трио вновь ушло со сцены.

Погодя, в комнату, крякнув дверью, вплыла Роза и задумчиво осела в кресле.

– Ну, что с тобой? – соучастливо спросил Банан, прокусив поворот событий (в свою сторону), и развернул свой стульчик напротив отстранённой Розы. – Что с тобой сегодня? Почему ты такая холодная?

– Нет, – ответила та расстроено-печальным голосом. – Я не холодная, просто…

И не смогла продолжить.

– Я назову тебя «день грусти», – усмехнулся Банан.

Тут, издав простуженной дверью наждачный звук, в комнату впорхнула счастливейшая Агни, раздавая на ходу «корки» апельсиновых улыбок.

За ней проник уставший от ласк Виталий.

Агни прыгнула в кресло. Виталий осел на стульчике напротив.

– Давай с тобой поговорим, – возбужденно напала она на Банана, извергая оранжевый смех, – ты уматно говоришь.

– Да о чём мне с тобой говорить? – растерялся тот. – С тобой ведь серьезно-то и не поговоришь. Придётся опять врать. А это несерьезно!

И в воздухе опять заплясали смехотворно оранжевые бабочки.

– Да, все мы немного вруны, – признался Банан. – Ведь слово это – прежде всего – массажная расческа воображения, и только потом уже всё, что о нём наврали в три короба, – извергал Банан, вытаскивая из своего макулатурного сознания словесные изобретения, перебродившие в его голове в собственном соку. – Кстати, ты уже заметила, что только вруны и говорят правду? Остальные либо несут всякую чушь, – и Банан театрально покосился по сторонам, – либо, вообще, молчат. Они и обмануть-то, как следует, не сумеют, если будет нужно. Не говоря уже о чём-либо серьёзном.

Виталий потащил Агни (ни то Агни – Виталия) на улицу. И ни то в баню, ни то ещё куда. Ни то просто порезвиться на воздушкё.

Ара сидел и, как истинный охранник, сторожил диван. Сдавив бутылку пива взамен «ручника». Но эффект был тот же. Пиво, видимо, и вправду уже служило ему тормозной жидкостью, наслаиваясь на усталость. Ведь чем легче у тебя работа, тем сильнее ты от нее устаёшь, изводя себя ожиданием окончания рабочего дня. Ара не так давно вернулся с поля боя, и ребят из «горячих точек» охотно брали тогда в охрану. Так как те, нюхнув понюшку пороха, уже умели постоять за себя. На голове. А если потребуется, то и – за честь мундира! Поставив всех на уши. То есть в любом случае – воспринимали всё вверх-тормашками. И, по праздникам, постоянно ходили на ушах. А, напившись, ставили всех на-уши. Чтобы говорить на равных.

– Роза, ну что с тобой случилось? Зачем ты такая… холодная? Как Антарктида, – вкрадчиво домогался Банан, сев в кресло напротив, чтобы она воспринимала его как равного. И увяз через столик указующим перстом в её пуловере с комичными пингвинами.

– Просто, сегодня не мой день. Но на самом деле я вовсе не такая холодная, как тебе кажется, – сладко улыбнувшись, оправдывалась та.

– Постоянно кажется, не находишь? По-моему, это уже патология.

– Ты даже не представляешь ещё, – усмехнулась Роза самовлюбленно, – какая, на самом деле, я горячая!

И уголки её изящных уст в попытке обольстительно улыбнуться… развратно свисли вниз.

– Роза ходит гордо! Роза ходит мимо! – продолжал свою атаку Банан, истерично подталкивая её к началу уже обещанного ему Представления, попутно осваивая самоходный урок мнемонической эквилибристики. – Холодная, гордая Роза!