Диана Вриланд - D. V.

Спустя несколько лет после Второй мировой войны один видный посыльный из Maxim’s, почтенного возраста мужчина, предложил журналу Harper’s Bazaar свою cahier – маленькую записную книжку с фактами о представительницах полусвета Прекрасной эпохи. Не спрашивайте, как такое везение могло свалиться на нас. Но в те дни имя Harper’s Bazaar гремело в Париже. И главный редактор журнала, Кармел Сноу, тоже была в Париже знаменитостью. Каждый знал эту сумасшедшую блистательную ирландку. Все ее обожали – пьяную или трезвую. Она всегда одевалась умопомрачительно. И часто бывала пьяной – именно пьяной, а не слегка навеселе. Ей удавалось великолепно говорить, но встать и пойти она при этом не могла.

Однако суть не в этом. Суть в записной книжке, которую Кармел передала мне. Я перевела и опубликовала ее в Harper’s Bazaar. И, вообразите, ни один человек в издательстве и ни один читатель не заикнулся о том, насколько это уникальный, общественно значимый документ.

Крохотный потертый блокнотик. Французы весьма рачительно относятся к бумаге. Мы с вами обычно оставляем первую страницу блокнота пустой и начинаем писать на его правой стороне. Но этот посыльный был истинным французом: он начал заполнять записную книжку слева, с самого верха – так, что над первой строчкой не осталось и толики пустого места. Блокнот содержал полный перечень всех известных женщин Парижа с обстоятельным описанием всех деталей – например, «родинка на левом бедре», pas tout à fait de premier ordre [15] Не высшего класса ( фр. ). , «родилась в Шайо», «баронесса не догадывается» и так далее. Этот старичок… вы только подумайте , он единственный человек в мире, знавший, что существует девушка с родинкой на левом бедре; девушка, которую некогда вожделел Герцог Какой-то Там и которая после его смерти не осталась, видимо, assez connue [16] Довольно известной ( фр. ). и потому была обязана заплатить высокую цену. На мой взгляд, это нечто невообразимое. Такое невозможно придумать, поскольку, как известно, правда всегда оказывается удивительнее вымысла.

Особенно выделялись англичанки. Они были неподражаемы. И пользовались огромной популярностью. Женщины полусвета могли иметь сколько угодно любовников до тех пор, пока об этом никто не знал. Они читали собственные газеты, их обслуживали собственные парикмахеры и собственные портные. Вы наверняка смотрели «Жижи» [17] «Жижи» – французский музыкальный фильм 1958 года о девушке, которую готовили к роли кокотки. . Они разбирались в сигарах, бренди и вине, могли нанять первоклассного повара. Многие мужчины не жили в Париже, но содержали там великолепные дома. Моя приятельница, изумительная женщина, которая работала на Кристиана Диора, однажды сказала мне:

– И не забывайте, мадам Вриланд, что мы часто служили прикрытием для английских мужчин, которые приезжали исключительно за мальчиками. Девушки были просто фасадом. Мы занимались домом, который для видимости нам покупался. Мы принимали розовый жемчуг из рук эрцгерцога и серый жемчуг из рук великого герцога, и каждое украшение соревновалось с другим в роскоши и изяществе. Джентльменам приходилось выглядеть безукоризненно в глазах их друзей, устраивая спектакли с новыми соболиными шубами, новой парой лошадей серой масти, красивой повозкой и прочим в этом духе. – Она рассказывала мне много всего, потому что сама находилась на шикарном содержании.

В 1909 году в дом моих родителей на улице дю Буа Дягилев привел Иду Рубинштейн. Он считал, что у моей матери отменный вкус. И эта встреча была для него очень важна. Если бы мама одобрила, Ида Рубинштейн – невообразимая красавица и совершенно неизвестная танцовщица, которую отстаивали Фокин и Бакст, – сыграла бы заглавную роль в «Клеопатре», а лорд Гиннесс помог бы оплатить целый сезон «Русского балета» в Шатл е . Тогда лорд Гиннесс был одним из выдающихся покровителей парижских женщин. Возможно, он также любил мальчиков. И Иде Рубинштейн предстояло выступить своего рода прикрытием – чтобы, так сказать, защитить его репутацию.

Мы с сестрой не пропускали ничего. Как, впрочем, и все дети – если только вы не держите их в изоляторе. Я пряталась за ширмой. И вот вошла Ида Рубинштейн…

Одетая во все черное – прямое черное пальто в пол. В те дни при входе в помещение оставались в верхней одежде, потому что нельзя было предугадать температуру внутри. Подол ее пальто украшала широкая полоса черного лисьего меха. Такой же мех – на воротнике и манжетах. И из него же – огромная муфта, почти заменявшая рукава, в которой она держала руки, когда вошла в дверь. На ногах у нее были высокие замшевые сапоги. А волосы напоминали волосы Медузы: роскошные крупные черные локоны под черной вуалеткой, которая немного их усмиряла и едва прикрывала глаза. О, эти глаза за вуалью… Я никогда раньше не видела тени для век. Если вы прежде не видели теней, такой момент – самый подходящий, чтобы их увидеть ! Длинные несуетливые глаза – черные, черные, черные , – и двигалась Ида подобно змее. Однако не несла опасности. Высокая, гибкая, чувственная, пластичная – само воплощение линии, линии, линии . Она не была профессиональной танцовщицей, но хотела танцевать в балете. Если не ошибаюсь, происходила она из богатой петербуржской семьи. Сексуальная еврейская девушка с достатком.