Но потом все закончилось, не так ли? И те здоровые розовощекие английские лица – обветренные и улыбающиеся – тоже исчезли, согласитесь. Тот яркий цвет. Его им дарил сильный влажный ветер. Полагаю, современные парни не охотятся так много. Но в начале шестидесятых шляпы умерли в одночасье. Я помню, как однажды утром, очень рано, Рид зашел ко мне попрощаться и на нем не было шляпы.
– На тебе нет шляпы, – сказала я. Он всегда приходил для прощания полностью одетый.
Рид ответил:
– Я больше не ношу шляпы.
Вот и все.
Вернемся к Ганновер-Террас. Внутри было чудесно – но весьма обыденно, понимаете? Я хочу сказать, мы не создавали какой-то необычной атмосферы с помощью… освещения. Апельсиновые деревья у окна, свет с улицы… Очень английский свет.
Тем вечером я стояла у парадной двери и смотрела. Крыльцо тщательно ухоженное – это чисто английская особенность, ему придают особое значение. А вот дверь выкрашена в чудовищный цвет. Когда мы жили здесь, она была из выбеленной древесины – как следует зачищенной и отполированной. Все внутренние двери – оранжево-красные, но красная парадная дверь… В мое время через такую в дом не входили. Я стояла перед этой дверью. В боковое окно поглядеть тоже было не на что. Дом стал безликим. Однако на двери висел мой старый дверной молоток в виде трогательной маленькой руки. Он здесь с 1930 года, пережил бомбежку и всю эту кровавую историю. Дверной молоток! Нет, это нечто б о льшее. Я купила его в Сен-Мало [8] Сен-Мало – город и порт на северо-западе Франции.
, будучи еще совсем молодой, – и мы чуть не опоздали на корабль, отправлявшийся туда, куда мы планировали попасть. Я сказала Риду:
– Какая ручка – она мне так нравится!
Мы постучали в дверь, к нам вышла женщина, и через двадцать минут – французы невероятно щедры, когда им предлагают деньги, – ушли с дверным молотком. Любопытный молоточек в викторианском стиле – не grand’ chose [9] Шедевр ( фр. ).
, но, боже мой, он безумно хорош!
Я повернулась, спустилась по ступеням, села в машину и сказала Дэвиду Бейли и Джеку Николсону:
– А теперь мы отправляемся на вечеринку!
– Vreeland – через V, – поясняю я всякий раз, когда приходится называть свое имя по телефону. – V как victory! V как violent!
Помню, как одна телефонистка сказала мне во времена, когда я еще жила в Англии:
– Нет, мадам, V как violet [10] С английского victory – «победа», violent – «неистовый», violet – «лиловый, фиолетовый».
.
Мне понравилось, как она меня осадила. Вернула меня туда, где было мое место.
– Да, – ответила я. – Вы уловили суть .
Мне нравился лиловый оттенок.
У моей сестры Александры лиловые глаза. Она на четыре с половиной года моложе меня, поэтому была еще малышкой, когда в 1914 году вся семья переехала из Парижа в Нью-Йорк. Помню, ее называли Самым Красивым Ребенком в Центральном парке. В те времена мир казался очень маленьким и полнился всевозможными мини-титулами наподобие этого. Она сидела в своей коляске – как вы понимаете, ужасно разодетая, – и люди останавливались просто посмотреть на нее. Заметив, что прохожие разглядывают ее, я подбегала к коляске, потому что очень гордилась сестрой.
– О, что за прелестное дитя! – восклицали они.
– Да, – неизменно отвечала я, – и у нее лиловые глаза…
Однажды между мной и моей матерью случилась отвратительная сцена. Она сказала мне:
– Плохо, что у тебя такая красивая сестра, а ты столь уродлива и безнадежно завидуешь ей. В этом, конечно, и кроется причина, почему ты не можешь ладить с ней.
Меня ее слова не задели так уж сильно. Я просто вышла из комнаты. Я никогда не трудилась объяснять, что люблю сестру, что горжусь ею больше всего на свете, что совершенно ее обожаю … Родители, как вам известно, могут быть невыносимыми .
Мы с матерью не испытывали друг к другу нежных чувств. Как и многие матери и дочери. Она была чрезвычайно привлекательной. Я скажу вам, кто мы для американцев: Хоффман и Кей из Балтимора. Фрэнсис Скотт Кей – мой двоюродный прадед. Мама – урожденная Эмили Кей Хоффман. Ее отца звали Джорджем Хоффманом. Я ничего не знаю о Балтиморе. Ничего не знаю о своих корнях. Но знаю одну историю: моя прабабушка и ее сестра судились из-за обеденного стола и так допекли судью – дело происходило в Балтиморе, – что он попросил плотника распилить стол надвое и сказал: «Женщины, отправляйтесь восвояси и держитесь отсюда подальше, каждая со своим куском!»
Читать дальше