Сергей Гатилов - А вот был такой случай

Вообще-то НК-50 очень тугоплавкая смазка, но жара и манера постоянного подтормаживания при рулении, которой отличался наш командир экипажа, сыграли свою роль. Мой совет быть поаккуратнее с тормозами он проигнорировал. Загрузив человек 40 пехоты и какие-то ящики, вырулили на взлётную полосу. Разбег проходил тяжело двигатели, как будто устали и никак не хотели поднимать перегруженный самолёт в воздух. Наконец в конце полосы он с трудом оторвался, и в этот момент под правой основной стойкой лопнул пневматик. Рвануло так, как будто взорвалась граната. Пехота, плотно сидевшая в грузовой кабине на откидных сидениях вдоль бортов самолёта, шарахнулась от иллюминаторов правого борта так, что изменилась центровка и пилотам пришлось попотеть, чтобы выровнять самолёт. Шасси я убирать не стал, сходил в салон, осмотрел через иллюминатор колесо. Увиденное не радовало. Пневматик разлетелся вдребезги. Покрышка лопнула в момент отрыва и, видимо, успела помотыляться по бетонке, на диске висели клочья изорванной резины. Попытался успокоить пехоту, сказал, что ничего страшного, такое, мол, случается чуть ли не каждый день, но вряд ли мне кто-нибудь поверил. Правый ряд сидений опустел, все сгрудились в середине салона, рассевшись на ящиках и сидениях левого борта. Пришлось прибегнуть к проверенному методу. Запустил в салон бортмеханика Витю, и тот потихоньку уговорил всех вернуться на места. Бортмеханика оставил в салоне, чтобы он следил за порядком, а сам отправился в кабину готовиться к посадке в Чите, к которой мы уже подлетали. Посадку, как и ожидали, дали на грунтовую полосу сходу без захода по коробочке. Командир посадил самолёт мастерски, так что пассажиры ничего не почувствовали. Вдвоём с правым лётчиком они держали его с небольшим креном на левую стойку, и правая почти не касалась полосы, только в конце пробега немножко потрясло, когда скорости уже стало недостаточно для того, чтобы удерживать колесо во взвешенном состоянии. Резина пневматика отлетела полностью, тормозной барабан покорёжило так, что снимали его потом по частям с помощью кувалды. На взлётной полосе была видна отчётливая борозда длиной метров 50, а в конце пробега самолёт ещё и развернуло вправо градусов под 45. Пехота, после того как опустили рампу, ломанулась как стадо испуганных коров, и через пять минут их уже и близко не было, даже ящики свои забыли, и они ещё несколько дней лежали в самолёте, а затем на стоянке. Командир и правый лётчик смылись как бы докладывать о происшествии, помощи нам ждать было неоткуда, так как в субботу, как правило, работали только до обеда, и мы: радист, штурман, бортмеханик и я (борттехник) – до ночи возились с заменой колеса. Пилотов мы простили. А за мастерскую посадку они ещё и получили благодарность от командира части. Ну а технари, после того как поставили самолёт на стоянку, накачались по полной программе, благо, на следующий день от вылетов нас освободили. Вот только закуска в этот вечер была слабовата – галеты и шоколад, который расплавился и собирать его пришлось ложкой. А в понедельник утром в столовой официантка Тамара встретила наш экипаж как ни в чём не бывало радостной улыбкой и даже принесла по два стакана яблочного сока, а бутерброды заботливо положила в целлофановый пакет – кто их поймёт, этих женщин, чего ей в субботу не понравилось?

Было это в августе 1978 года. Меня с группой специалистов направили в Киев для приёмки с завода-изготовителя самолёта Ан-26. Радости не было предела, через три года после окончания Киевского института инженеров гражданской авиации снова попасть в любимый город, пройтись по знакомым улицам, посидеть в уютных кафешках. Лето было тёплое, но особого зноя не было. Стояла изумительная погода, больше напоминающая бабье лето.

С приёмкой мы не спешили, да и на заводе понимали, что не каждый день забайкальцам удаётся попасть в Киев, поэтому никто нас не торопил. Поселились мы в заводской гостинице, больше напоминающей студенческое общежитие, но бывали там редко. Утром появлялись на заводе, что-то проверяли, что-то комплектовали, о чём-то договаривались и часам к одиннадцати уже держали курс к близлежащей станции метро. А дальше по плану – приём пива в баре на Крещатике, купание в Днепре на острове за пешеходным мостом или на левобережной, а вечером какой-нибудь уютный ресторанчик, каких в Киеве великое множество и о которых я ещё не успел забыть со времён студенческой юности.

Читать дальше