Татьяна Альбрехт - Племянница словаря. Писатели о писательстве

Однажды в начале 60-х Виктор Некрасов с Андреем Вознесенским устроили розыгрыш в ялтинском Доме творчества. Только шутку не оценили.

Все началось с того, что Вознесенский впервые привез в Россию «уоки-токи» – дистанционное переговорное устройство, работающее на десять километров. Новинка научно-технической мысли! С виду – продолговатый транзистор с антенной.

«Никто у нас не подозревал о его существовании» , – рассказывал Вознесенский.

Так вот, в Ялте, в Доме творчества, шло великое застолье – справляли день рождения Некрасова, тогда еще не эмигранта.

«Во главе стола был К. Г. Паустовский, стол заполнял цвет либеральной интеллигенции , – вспоминал поэт. – Среди них находился и крымский прозаик Станислав Славич» .

Транзистор с антенной, уоки-токи, стоял на столе.

– Андрей, – обратился именинник. – Сегодня по «Голосу Америки» должно быть твое интервью.

– О! Да вот как раз сейчас!

Включили «транзистор». А Вознесенский ушел из комнаты, закрылся в туалете и оттуда повел свой репортаж.

«Как я был остроумен! Как поливал всех, находящихся за столом. Называл имена. Разоблачал их как алкоголиков, развратников и приспособленцев. Собственно, я мыслил свои филиппики как пародию на официальную пропаганду. Паустовский был назван старомодным. Главный алкаш был, конечно, Вика. Я гнусно подлизывался к власти, утверждая, что Брежнев более великий, чем наши либералы, потому что он может выпить не закусывая больше водки и у него больше баб. Когда перешел к Славичу, тот среди полной тишины обескураженно произнес: «Славич – это я…»».

Что было потом?

В столовой – гробовое молчание. Паустовский гневно:

– И этот мерзавец ел наш хлеб. Что он болтал там зарубежным корреспондентам?!

Некрасов с Вознесенским пытались объяснить, что это шутка, розыгрыш.

– Ах, розыгрыш?! Значит, мы плебеи? Значит, вы дурачите нас вашими заграничными игрушками?

Славич двинул Некрасову по лицу. У того до конца жизни остался шрам на нижней губе.

Дж. Кепплер. Шарж «Марк Твен – лучший американский юморист». 1900-е годы

Древнегреческий драматург Софокл сказал однажды, что три стиха стоили ему трех дней труда.

– Да я за это время написал бы сто, – воскликнул посредственный поэт, имени которого история не сохранила.

– Да, – ответил Софокл, – но они прожили бы только три дня.

Как-то раз Вольтер был приглашен на званый ужин. Когда все расселись, получилось так, что маэстро оказался между двух сварливых джентльменов. Хорошо выпив, соседи Вольтера принялись спорить, как правильно обращаться к прислуге: «Принесите мне воды!» или «Дайте мне воды!». Вольтер невольно оказался прямо в эпицентре этого спора.

Наконец, устав от этого безобразия, маэстро не выдержал и сказал:

– Господа, по отношению к вам оба этих выражения неприменимы! Вы оба должны говорить: «Отведите меня на водопой!»

В последние годы своей жизни поэт-сатирик Михаил Васильевич Милонов сильно пил. Однажды он пришел поэту, общественному и театральному деятелю Николаю Ивановичу Гнедичу по своему обыкновению крепко выпившим, в разорванной и грязной одежде. Гнедич принялся увещевать его. Растроганный этим Милонов заплакал, и, сваливая все на житейские неудачи, между всхлипами и стонами, сказал, указывая на небо:

– Там я найду награду за все свои страдания!

– Братец, – укоризненно возразил ему Гнедич, – посмотри на себя в зеркало: пустят ли тебя туда?

В молодости Милонов был в приятельских отношениях с одним бездарным молодым поэтом, которого современники называли «маралой» и «рифмоплетом». Когда Милонов начал сильно пить, то прежний приятель стал избегать его.

Однажды, при встрече на улице, уже крепко выпивший поэт видит своего товарища, который, во избежание встречи с ним, переходит на другую сторону. Раздосадованный Милонов все же догоняет того и пытается с ним заговорить. Но бывший приятель намеренно громко, чтобы слышали все окружающие, бросил резкие слова: