Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Безусловно, все это указывало на человека, не останавливавшегося ни перед чем, чтобы получить желаемое. Это заставило задуматься о том, а что же мешало мне? «Все вы – испуганные куры!» Он говорил, что попытка подражать ему является всего лишь еще одной идеей. Думаю, так оно и было.

«Любое движение в любом направлении только усиливает проблему».

Ничего другого не оставалось, кроме как продолжать беспомощно сидеть рядом с ним.

Из того, как он описывал события, приведшие к «катастрофе», у меня возникло чувство, что он столкнулся с самим собой именно в тот момент, когда смог сделать шаг назад и посмотреть со стороны на свои отношения с Джидду Кришнамурти. Найти себя – это трюк, который невозможно выполнить по собственной воле, должен произойти некий крах. Ты должен дойти до полного отчаяния, но и тогда нет гарантий, что это случится. «Ты тут же упадешь замертво». Нет, не самоубийство. Эта смерть от тебя не зависит, это страшная милость, которая полностью оголяет тебя и оставляет стоять на улице, как в тех словах, которые, как я выяснил позже, приписывали отшельнику Шиве:

«На кого падет Моя милость, тот будет ограблен и раздет догола, и будет оставлен стоять на улице».

Шедшая от мясокомбината пыль густой пеленой застилала улицу. Кирпич и огораживающая колючая проволока резко контрастировали с сельской местностью Швейцарии, где я собирался провести еще одно лето. В комнате жужжала муха – такая же тошнотворная, как и мое состояние. Я провел слишком много времени в одиночестве. Совсем скоро времени на себя у меня не будет совсем. С бетонной ограды заднего двора я наблюдал, как самолеты, совершающие рейс из «Ла Гуардии» оставляют след в сумерках ночного неба. Скоро я тоже буду там, вверху, на пути к раздольным зеленым лугам.

Расположенная в подвале студия была темной и сырой, кухни в ней не было, а единственное окно выходило на цементную лестничную клетку. Весь первый летний месяц я просидел внизу, в студии, скорчившись над ноутбуком, прослушивая ранние записи с Юджи, исследуя доказательства тридцатилетней давности, в то время как он разговаривал наверху. В одной из записей он рассказывал о том, что видел часы, висевшие на другой стене комнаты, сквозь тело Валентины. Он даже не сразу сам осознал это. По причине состояния, в котором он больше не чувствовал себя отдельным от чего бы то ни было, с ним то и дело случались странные вещи. Ни измерить, ни протестировать это никто не мог. Он был абсолютно один в своих ощущениях. Его истории смахивали на научно-фантастические рассказы.

Он продолжал утверждать, что его состояние было не таким, как у Джидду Кришнамурти. Будучи связанным со всем, он оказался в положении абсолютной беззащитности. Я понимал, о чем он говорил, когда заявлял о своей бесполезности для общества и нас как личностей. Он также утверждал, что это был единственный способ пребывать в покое. Это состояние явно граничило со смертью. Для него жизнь и смерть были так же близки, как вдох и выдох.

Представление о том, что я являюсь отдельным существом, взаимодействующим с «внешним миром», – основополагающая ошибка самоопределения. По его словам, «я» представляет собой набор идей, нанизанных одна на другую. Меня учили и хорошенько натаскивали, чтобы я мог действовать и выживать в этом обществе. То, что я вижу, слышу и чувствую, является таким же продуктом социальной идеологии, как и слова.

Там, наверху, Юджи выглядел фантастически. У него был прекрасный аппетит. Утром он безжалостно дразнил немецкого астролога, насильно пытаясь впихнуть ему кофе, ругался на него, а затем мягко гладил по руке. Потом, хитро улыбаясь, начинал все заново. Атмосфера была очень легкой.

Йогиня собиралась вернуться в Штаты, где не была уже очень давно. И хотя пока мы с ней не ссорились, я был рад тому, что мне не придется жить в ожидании неожиданного взрыва. Небо с балкона казалось живой копией одной из иллюстраций Максфилда Пэрриша. Пышные облака пенились вокруг силуэта березы, за которой простиралась синь неба. Тепло этой весной пришло гораздо раньше обычного, и снег на горах быстро таял. По всему городу оранжевыми шпилями торчали строительные подъемные краны.

В начале июня я, как обычно, отправился работать на ярмарку в Базеле. В последний вечер на ярмарке зашел разговор о Гштааде. Один из менеджеров поинтересовался, чем я там занимаюсь.