Алексей Солоницын: Анатолий Солоницын. Странствия артиста: вместе с Андреем Тарковским

Удивительно ли, что картина эта была для нас самой любимой и дорогой?

Сначала наша Бабаня слушала, как мы ахаем, молча, но однажды сказала:

– Чего ахают? Это ж кино. У вас другой дядька есть, вот кто подвиг-то совершил. Взаправдашний.

– Это кто же? – несколько иронически спросил отец.

– Как кто? Да Васька Клочков. Он же моей сестры Настасьи сын.

– Какой Васька? Какой Клочков? – отец стал серьезен и во все глаза смотрел на Бабаню. – Это политрук Панфиловской дивизии? Василий Клочков?

– Он самый. – Бабаня встала и хотела уйти.

– Постойте. Что же вы раньше-то не сказали?

– А чего зря болтать? Родственник он вам дальний. А потом, про него и так много хороших слов сказано.

Так мы узнали, что легендарный Василий Клочков имеет родственные отношения с нашей Бабаней и, значит, с нами. Бабаня тоже была личность.

Вот она держит в руках двадцать копеек и говорит, глядя куда-то вбок:

– Ну-ка, внучек, чегой-то я не пойму: пятнадцать, что ли, это копеек?

Так она проверяет нашу честность. Оступишься – тут же получишь от нее по загривку. Рука у нее была крепкая и костистая.

Хорошо я запомнил, как однажды она отделала своего старшего сына, дядю Гришу, за такой вот «подвиг»…

Как-то ночью я проснулся от приглушенного, сдавленного и потому громкого шепота дяди Гриши:

– Алексей! Алексей, слышь? Да вставай! – Он будил нашего отца. – Нельзя свет включать! У меня фонарик… Лежи, Нина, тебя не касается!

– В чем дело, Гриш? – сонно спросил отец.

– Лезут! К нам лезут!

– Кто лезет? Чего ты, в самом деле?

– Дурень, воры! К нам! Я проснулся, они ставни-то щеперят…

– Ну и шуганул бы их, – отец уже был на ногах, мы тоже.

Наша комнатка была рядом с родительской, отделялась занавеской.

Мама засветила керосиновую лампу, до предела увернув фитиль. Стал виден дядя Гриша – он был огромного роста, с крупным, мясистым лицом. Лоб его блестел от пота.

В руках дядя Гриша держал охотничье ружье. Он был геологом.

– Брысь отсюда! – зашипел на нас дядя Гриша и так замахнулся, что мы в страхе отстранились. – Чего делать-то будем, Алексей? Садануть, что ли?

– Ты чего… Ну, балуются ребята. Поговорить с ними надо.

– Да ты в уме? А вдруг это «Черная кошка»?

В то время в Саратове, как и в других городах, гуляла легенда о страшной банде грабителей «Черная кошка».

– Алексей, в самом деле, – начала было мама, но отец отмахнулся и вышел из комнаты. Дядя Гриша – за ним, мы – следом. Остановились на пороге кухни, откуда была дверь на веранду.

Послышались звуки отпираемых задвижек, замка, скрип двери. Отец вышел к бандитам.

Что он наделал!

Мы потихонечку вышли на веранду, где стояли дядя Гриша, мама, Бабаня. Дядя Гриша стоял у двери, приложив к ней ухо. По-прежнему с ружьем.

– Гриша, – сказала мама, но он на нее цыкнул, и она замолчала.

В палисаднике слышались голоса. Незнакомые… Отца…

Чирканье спички о коробок… Опять голос отца…

О чем они говорят так долго?

Шуршанье… Стук калитки в палисаднике… Потом стук в дверь.

Дядя Гриша отскочил назад и по-бойцовски выставил ружье.

– Откройте, – услышали мы голос отца. Мама словно очнулась и быстро отперла дверь.

– Ну, вы молодцы!

Я видел, что лицо отца перекосила нехорошая улыбка.

– Крепко закрылись!

– Да погоди! – перебил дядя Гриша. – Воры где?

– Говорил, что пацаны. Ну, дал закурить, урезонил. Вот они и ушли.

– Как урезонил? Как ушли? – дядя Гриша ничего не понимал. В его огромной голове не укладывалось, что с ворами, оказывается, можно поговорить, найти такие слова, чтобы они ушли.

Однако не только для дяди Гриши – для всех нас поступок отца был удивителен.

Бабаня передала керосиновую лампу маме и своим большим согнутым пальцем, выставленным вперед, крепко стукнула дядю Гришу по лбу:

– Балда! Нет, чтоб помочь, так он и дверь закрыл! Балда!

И еще раз стукнула, и еще.

– Да ты чего, мама, ты чего? – дядя Гриша пятился, отступая от Бабани, защищаясь ружьем, вытаращив глаза и вскрикивая от боли.

Был он так смешон, что мы не выдержали и захохотали.

На берегу реки было два чуда: музыка и кино. Музыка звучала вечерами на спортивных станциях «Динамо», «Локомотив», «Буревестник».

Эти станции представляли собой небольшие деревянные дебаркадеры, над которыми поднимались вышки для прыжков в воду. Деревянные понтоны, пригнанные друг к другу, составляли правильные четырехугольники, примыкавшие к дебаркадерам, – таковы были бассейны.