Денис Давыдов - Записки Дениса Васильевича Давыдова, в России цензурой непропущенные

На одном бале у князя Дмитрия Владимировича Голицына государь имел с Ермоловым следующий разговор:

Г. — Как хороша Скрыпицына! как стройна!

Е. — Да государь, — она как стебель лилии.

Г. — О! да Ты поэт, как брат твой Денис. Как жаль, что этот человек служит урывками! С его средствами и дарованиями, чем бы он не был! Писал ли ты когда нибудь стихи?

Е. — Никогда, государь, не мог прибрать ни одной рифмы, и ни с одним стихом не умел сладить.

Г. — А Денис пишет ли стихи?

Е. — Редко теперь, — он занимается серьёзными сочинениями.

Г. — Я этого не знал; может быть урывками, так же как служит?

Е. — Нет, государь — весьма постоянно, можно сказать, как трудолюбивейший коментатор.

Г. — К чему он ни способен, когда захочет, с его способностями и дарованием? Он однако прежде писал неприличные стихи.

Е. — Правда, государь; — быв гусаром, он славил и пел вино, и от того прослыл пьяницею, а он такой же пьяница — как я.

Г. — Это я знаю; — жаль что он урывками служит. Он был бы полезен, и для всех и для себя, и пошел бы далеко.

Заседая в государственном совете, Ермолов, никогда не почитавший себя администратором, не принимал почти никакого участия в прениях. Он однако предложил отменить звание первоприсутствующих в департаментах сената; в его понятиях первоприсутствующий имеет лишь в виду угождать министру юстиции, а для наблюдения за правильным ходом дел было, по его мнению, достаточно обер-прокурора.

Ермолова назначали членом комитета о преобразовании оренбургского края, председателем которого был бездарный П. К. Эссен, и членом о преобразовании карантинного устава, где он не мог оказать никакой пользы. Он отдал здесь полную справедливость отличным способностям графа Павла Сухтелена, столь рано умершего для оренбургского края.

Хотя Ермолова не назначали присутствовать в комитетах о военных дорогах, и о преобразовании конных полков, но многие обращались к нему за советами. Невзирая на то, что государь сказал ему: «я хочу вас всех, старичков, собрать около себя и беречь как старые знамена», это были лишь слова. Ермолов, видя себя совершенно бесполезным, сказал однажды государю: «ваше величество вероятно потеряли из виду, что я лишь военный человек; все мои назначения доселе убеждают меня в том, что я совершенно бесполезен, и что все возлагаемые на меня поручения не соответствуют моим сведениям, и могу сказать, моей опытности». На это государь отвечал: «ты верно слишком любишь отечество, чтобы желать войны; нам нужен мир для преобразований и улучшений, но в случае войны я употреблю тебя». — «Я верю, государь, — отвечал Ермолов, — слову рыцаря». — «Отчего не государя?» — сказал Николай. После этих довольно милостивых слов последовало полное неблаговоление к Ермолову, которому предложили место председателя в генерал-аудиториате; граф Чернышев, предложивший ему это место от имени государя, сказал ему, что не он сам, а лишь его канцелярия будет подчинена военному министру. Ермолов отказался под следующим предлогом: «единственным для меня утешением была привязанность войска; я не приму этой должности, которая бы возлагала на меня обязанности палача». Государь сказал на это: «Ермолов не так это понимает». Графиня Бенкендорф, посетив вскоре после того графиню Закревскую, сообщила ей о том, что государь поверил гнусным наветам на Ермолова своих окружающих, и сказала: «Ермолова сынтриговали». Между тем Ермолов, возвратившись в Петербург, просил графа Бенкендорфа объяснить его величеству желание его быть уволенным от заседания в государственном совете по той причине, что быв лишь военным человеком и не успев приготовить себя к занятиям гражданским, он почитает себя неспособным исполнять обязанность высокой важности, к какой он призван милостью государя.

Граф Бенкендорф не решался будто бы доложить о том его величеству в течении двух недель; а между тем он его уверял, что он избирает лишь благоприятную минуту, тем более, что он знает, сколь будет неприятно его величеству уклонение от занимаемой должности Ермолова, который непременно навлечет тем на себя гнев государя. «Его обезоружит чистосердечное мое признание», — говорил Ермолов не перестававший настаивать на своей просьбе. Однажды граф Бенкендорф, не застав Ермолова дома, оставил нижеследующую записку:

«Mon trés-honoré général, sa Majesté m’a chargé de vous dire, qu’Elle désire que vous lui écriviez ce que je Lui ai dit sur les raisons qui vous engagent à quitter le Conseil» [22] Мой высокочтимый генерал, его Величество поручил мне сказать вам, что он хочет, чтобы вы ему написали, что я сказал ему о причинах, по которым вы покидаете Совет (фр.). .