Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

Я помолчал некоторое время, не совсем уверенный в правильности избранного мною пути и опасаясь предательства с его стороны. Но в конце концов что-то подсказало мне, что этот человек не свяжется с охранкой, и я решился.

— У вас во Владивостоке, на Суйфунской улице, имеется отделение. Устройте мне удостоверение на имя Калмыкова о том, что ваша компания меня командирует во Владивосток. И я тогда буду в безопасности...

Хорошев смотрел на меня и молчал. Значит отказ, думал я. Но он, сверх всякого ожидания, после небольшой паузы говорит:

— Я понял. Устрою. Для этого не нужно будет подлинных подписей. Но бланк будет фирменный, а печать настоящая. Документ будет что надо.

Хорошев исполнил обещание. Я получил хороший документ и превратился в служащего иностранной фирмы.

На следующее утро я с женой выехал экспрессом, заняв купе в международном вагоне, как настоящая персона. Но на душе было невесело. Казалось, что все шло гладко, и одет я был настолько хорошо, что меня никак нельзя было принять за большевика: шелковая сорочка с галстуком бабочкой, серый, сшитый по английской моде костюм, черное демисезонное пальто и серая шляпа, желтые ботинки, шелковые носки, кольцо с бриллиантом, в руке тросточка. Чем не коммерсант?

До Владивостока я доехал благополучно. И вот, через явку, которую тогда представлял член Ревкома партии Александр Слинкин, к ночи я попал к уполномоченному Дальбюро ЦК РКП (б) Павлу Никитенко-Телешову. Никитенко вызвал меня для разрешения ряда вопросов и установления лучшего контакта через меня с Дальбюро. Вопросы мы быстро разрешили. Было решено, что я выезжаю обратно с нашим поездом, то есть с поездом, где есть преданные нам проводники и кондукторы. Одним из таких проводников в международном вагоне, как уже известно, был Еремеев.

На предварительном совещании с товарищем Еремеевым и его друзьями мы условились, что я сяду на станции Первая Речка в международный вагон, а затем перейду в багажный. Предполагалось, что в багажном я проеду опасный участок Владивосток — Пограничная. Но случилось так, что багажный вагон оказался неисправным, и поезд отправился без него. Пока мы сидели у проводника и рассуждали, как быть дальше, передо мной появился военный контроль. Офицер потребовал документы. А с документами было плохо. Полагая, что Пограничную я проеду в багажном вагоне, а документы Калмыкова, кроме китайского паспорта, мне не понадобятся, я оставил их у Никитенко. Опять ошибка. Я мог предъявить теперь только китайский паспорт. Ревизор поезда что-то шепнул офицеру, и на станции Седанка меня высадили, а к 5 часам вечера доставили в контрразведку (Полтавская, 3).

Огромных усилий мне стоило держаться спокойно. Я твердил себе: «Только не подавать вида, что волнуюсь». Такое состояние продолжалось до тех пор, пока я не попал в арестное помещение. Но когда я увидел здесь товарища Порхайло и нашего шофера Исупова, сразу вернулось спокойствие. Исупов предупреждающе приложил палец к губам: надо быть осторожным.

Первыми моими словами, сказанными довольно бодро были: «Здравствуйте, господа! У вас недурно».

И этот несколько насмешливый, но бодрый тон я сохранил до конца. Я напевал арии из оперетт, выстукивал чечетку, рассказывал анекдоты. Исупов шепнул, что к нам подсажен шпион, и показал на молодого человека в сером пальто, который лежал на скамье, явно притворяясь спящим.

На допрос вызвали в тот же день.

Допрашивал подполковник Богословский. Я так и назвался Калмыковым Михаилом Александровичем 11 11 В книге «За власть Советов», Владивосток, 1957 г., ошибочно напечатано Александр Михайлович. . Наиболее слабым местом мог быть ответ на вопрос: «Где ночевали?» Но у меня было достаточно времени, чтобы обстоятельно его обдумать. Я оказал, что прибыл вчера и ночевал очень неудачно, в таком месте, что мне, семейному человеку, просто неудобно даже говорить; потерял бумажник, деньги, документы: русский паспорт, справки и рекомендации о работе, письмо Русско-Азиатской компании. Все это результат легкомыслия, выпивки. На вопрос, куда и к кому ехал, я оказал, что ехал на Седанку, сел без билета: торопился, так как опоздал. А ехал занять денег у Эммы Филипповны Ниловой (знакомой мне жене инженера-поручика Нилова). Это была культурная и передовая женщина. В годы царской реакции она испытала арест и тюремную жизнь. Она хорошо знала и меня и Калмыкова. Я был уверен, что при всех случаях она не выдаст меня. Далее я добавил, что мог бы деньги достать и в отделении Русско-Азиатской компании, но тогда мне пришлось бы рассказать о потере денег и документов, а этого, по соображениям служебного положения, я хотел бы избежать.