Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

Старик потеплел. Ему было приятно, что питомцы не забывают его, вспоминают добром.

... Это была последняя встреча с М.В. Черепановым. Скоро меня перевели в другой город. Через год не стало и М.В. Черепанова — замечательного человека, доброго к людям.

Зимняя учеба кончилась. В 17 лет я стал матросом буксирного парохода «Суворов», куда меня устроил начальник училища М.В. Черепанов.

Жизнь матросов была однообразной, но я был молод, меня интересовало все: сама Волга, широкая как море, ее красивые берега и люди, окружавшие меня. Здесь я уже не голодал: похлебка-тюря, каша пшенная, черный хлеб и кипяток всегда были к завтраку, обеду и ужину.

Исполнились и мои юношеские мечты: я побывал во всех городах Волги, Камы и Белой.

Жизнь бурлила в волжских городах. Со всех концов необъятной, обширной России текли сюда безработные, гонимые голодом. Волга превращала сотни тысяч людей в матросов, кочегаров, грузчиков, плотогонов, бурлаков. На десятках пристаней, растянувшихся на версты по берегу реки, загроможденных горами всевозможных грузов, стоял несмолкаемый шум.

В моей памяти сохранилась встреча в Астрахани с грузчиком Михаилом Кабановым, моим земляком-соседом. Его изба в деревне стояла через улицу, прямо против нашей. Это была бедняцкая семья. Небольшая изба с небольшими же окнами, крохотный амбарчик — вот и все постройки, да пустой двор. Лошади у них не было, не было и других домашних животных, кроме трех-четырех овец. В избе узкие скамейки по стенам, потемневшая от времени иконка в углу, небольшой простой столик да русская печь. Неуютная, сумрачная изба не была красна пирогами. На их столе я редко видел горячее кушанье. Обычно лежал каравай черного хлеба и стояла деревянная чашечка-солонка. Время обеда в семейном кругу у них редко соблюдалось. Каждый подходил к столу, когда хотел, отламывал — не резал ножом, а именно отламывал — кусок хлеба, посыпал солью и ел где попало. И в этой бедной, полураздетой, полуголодной семье, на черном хлебе и воде да на свежем воздухе рос и развивался крепыш и силач, чувашский Поддубный. Михаил Кабанов был старше меня на несколько лет и ушел из дома, когда я еще учился в селе Бичурине. Домой он не приезжал и, будучи неграмотным, писем не писал. И вот в Астрахани, на подмостках пароходной пристани, я столкнулся с ним лицом к лицу: он легко нес на спине огромный тюк кожи. Мы оба очень обрадовались. Тюк он отнес, и передо мной предстал широкий в плечах, пышущий здоровьем крепыш — подлинный волжский богатырь. Одет он был, как и большинство грузчиков, в рваную рубашку, шаровары из чертовой кожи, без меры в ширину, короткие в длину, в опорки. Голову его покрывала обыкновенная тряпка.

Я смотрел на его широкое загорелое лицо с синими глазами. Да, передо мной был тот же Михаил Кабанов из деревни Кинеры, только его слегка рыжеватые волосы стали светлее, да глаза смотрели без прежнего юношеского озорства, с какой-то затаенной печалью.

Он обхватил меня, легко приподнял и прижал к себе:

— Экий Топтыгин! — говорю ему, — пусти, раздавишь!

— Я любя, — смеется он.

Мы выбрали место на рогожных мешках с вяленой воблой, и началась наша длинная беседа на родном языке. Я рассказывал о деревенских новостях: кто умер, кто женился и кто болеет; говорил, что его очень ждут дома, а мать горюет и плачет. Он внимательно слушал, был молчалив и невесел, только задавал вопросы. Но и мне хотелось знать, как он жил и живет.

Ничего веселого не было в его рассказе.

Года два назад он поступил матросом на деревянную, нефтеналивную баржу фирмы Конецких. Первым же рейсом попал в Астрахань. Здесь обратил на него внимание подрядчик и, соблазнив большими заработками, уговорил Кабанова остаться в артели грузчиков.

— Год поработаю, — думал я тогда, — будет и лошадка и коровенка. А вот, как видишь, все еще продолжаю работать.

— Наверно, накопил денег и скоро поедешь в деревню? — спрашиваю я, — там будут рады!

— О деревне как не думать! Думаю, — отвечает он, — но ехать не могу.

— Почему же? Там тебя все ждут!

— Гол я как сокол, — отвечает он, — вот все мое богатство! — Говорит он, хлопая по штанам.

Когда босяки с Мокрой улицы ходили в рвани и без гроша, то было понятно: они не работали! А он, Михаил Кабанов, красавец и силач, много работает, а гол как сокол, как те же босяки с улицы Мокрой! Как же это?

В артели грузчиков, где был Михаил, работало около двухсот человек. Принимал в артель подрядчик, тесно связанный с управляющим пароходной пристани. За счет труда грузчиков хорошо наживались оба. Артель жила в грязнух бараках, принадлежащих подрядчику. Там же была столовая, хозяином которой являлся он же. Он наживался не только на труде грузчиков, но и на их питании, жилье. Наряды на работу давал подрядчик: захочет послать на выгодную работу — пошлет; захочет оставить день-два без работы — оставит. Изменить этот порядок грузчики не могли. Был у артели и свой старшина, выбранный грузчиками, но он бессилен был что-либо сделать. Обычно он быстро скатывался до роли подхалима хозяина и, как правило, начинал тянуть его руку.