Леонид Дроздов - Петр Машеров - падение вверх

Так вот, в этих воспоминаниях четко сказано, что первоначальная идея принадлежит Мазурову и Киселеву, а за Машеровым — только наблюдение за созданием мемориала.

В начале 2000 годов была озвучена еще одна версия создания мемориала в Хатыни [350] Нордман Э. Б. Штрихи к портретам. Генерал КГБ рассказывает. Минск: БЕЛТА, 2004. С. 67. . Ее автор — генерал КГБ Эдуард Нордман, личный друг Петра Мироныча. По словам Нордмана, его вызвал к себе Сергей Притыцкий. В 1962–1965 годах Притыцкий занимал должность председателя Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПБ и Совета Министров БССР и одновременно секретаря ЦК КПБ. Нордман был в звании полковника, занимал должность начальника УКГБ при Совете Министров БССР по Минской области. Притыцкий поинтересовался, был ли Нордман в Чехословакии, в Лидице? Выслушав ответ, посетовал, мол, чехословаки сумели сделать мемориал сожженной деревне, а белорусы до сих пор не смогли; есть, конечно, обелиски, памятники в глубинке, но нужен мемориал, доступный людям, недалеко от Минска и дороги; вопрос этот уже обсуждался с Мазуровым, Машеровым, Козловым и есть прикидки. Высказавшись, Притыцкий дал задание Нордману тоже подумать на эту тему.

Нордман всегда был исправным работягой, за что его и ценили коммунисты. Он взялся за дело с радостью. Побывал во многих местах. Вдоль Логойского шоссе много сел, сожженных фашистами и отстроенных заново. В одном селе оккупанты расстреляли около пятисот человек, но на этом месте построили коровник. В другом — многие были в партизанах, но и в полицию ушло немало. В воскресенье поехал за грибами в излюбленное место. Кругом молодой сосняк и ельник. Встретил старика (а был это Иосиф Каминский). Разговорились. «Что за деревня была на этом месте? Почему не отстроили заново?» — «Деревня Хатынь. Строить некому. Всех людей немцы уничтожили. Один я остался в живых». Долго и подробно рассказывал старик о трагедии Хатыни. Грустным было его повествование.

В следующий понедельник Нордман доложил Притыцкому о тех деревнях, где можно было, на его взгляд, возводить мемориал. Рассказ о Хатыни Сергея Осиповича заинтересовал. Вскоре Мазуров, Машеров, Киселев, Притыцкий, Кузьмин, Мицкевич поехали смотреть место. «Так рождалась всемирно известная Хатынь», — заключает в своих воспоминаниях генерал Нордман.

Эта версия говорит в пользу того, что идея создания мемориального комплекса сожженной деревне не была оригинальной, белорусы заимствовали ее у чехов. На авторство относительно места воплощения претендуют три кандидатуры: Мазуров, Киселев и Нордман. В этом списке нет фамилии П. Машерова, но разве что прислушаться к его дочери.

В пользу Мазурова высказался в своих воспоминаниях бывший председатель Мингорисполкома Василий Шарапов. Он указывает, что именно Кирилл Трофимович подал идею через судьбу Хатыни показать трагедию всей республики [351] Шарапов В. Указ. соч. С. 266. . Скульпторы и архитекторы воплотили эту идею в жизнь, не побоюсь пафосного слова, гениально. Мемориал стал символом мученичества, людской скорби и свидетельством несгибаемого мужества. На его создание ушло почти три с половиной года. Строить мемориал помогал весь Советский Союз. Гранит, к примеру, везли из Украины, белый мрамор — из России. Двадцать пять заводов работали на «Хатынь»: отливали колокола, делали урны для захоронения праха сожженных деревень. Первая очередь была завершена в конце 1968 года, а торжественное открытие мемориального комплекса «Хатынь» состоялось 5 июля 1969 года.

Разумеется, к этому событию приурочили ряд мероприятий. А потом… авторский коллектив мемориального комплекса выдвинули на соискание Ленинской премии. Это была самая престижная награда в Советском Союзе, своего рода альтернатива Нобелевской премии. И вот тут начались проблемы.

Один из авторов комплекса, Леонид Левин, спустя время вспоминал, что в августе 1969 года авторский коллектив получил распоряжение из Минкульта представить материалы в Москву на соискание Ленинской премии. По идее, выставляться нужно было в номинации «Монументальное искусство». Но в этом случае пришлось бы конкурировать с авторами Мамаева кургана в Волгограде и мемориала «Саласпилс» в Латвии. Однако Машерову нужна была победа, а не просто участие. Поэтому, чтобы избежать конкуренции, комиссия решила представить «Хатынь» в номинации «Архитектура». Правда, и там был серьезный соперник — архитектор Туманян с памятником Ленину в Ереване. Но случилось для того времени невероятное: белорусский проект выиграл у памятника основателю Советского государства. Это было тем более удивительно, что некоторым принимавшим решение о присуждении ленинских премий проект «Хатыни» не нравился сам по себе. Многие категорически выступали против колокольного звона. Некоторые из критиков даже сочли его антикоммунистическим жестом. И это было логично, поскольку колокол во все времена воспринимался как символ христианства. На кладбище по первоначальному замыслу должен был стоять большой крест. Эту задумку отклонили сразу. Колокола получилось отстоять: убедили чиновников, что религия здесь ни при чем и что колокольный звон — это набат памяти, сигнал тревоги. Не воспринималось и воссоздание всего исторического полотна Хатыни: зачем, мол, ставить дом здесь, дом там, проще все собрать рядышком на одной улице и вообще все это чуждо социалистическому реализму.