Внезапно раздался не визг снаряда, а низкий рев. Взрыв! Нас подбросило, обсыпало комьями земли. На этот раз повезло: снаряд угодил в стоявшую наверху машину, для которой рылся котлован.
Приполз какой-то младший лейтенант. Осколком снаряда ему оторвало кисть левой руки. Раненого перевязали.
Обстрел длился минут пятнадцать. Очень сильно досталось стоявшей в рощице зенитной батарее. Туда спешили санитары, там было много раненых. После обстрела встретиться с воспитанником из другой части мне так и не удалось.
Между тем земляные работы продолжались. Штабные землянки рыли километрах в двух от передовой, точнее, от берега Невы, по которому проходил фронт. Передовой НП разместился недалеко от воды. Протянули связь.
Вскоре в полк прибыл командир 70-й стрелковой дивизии полковник Краснов. Его дивизия готовилась переправиться через Неву, и наш полк должен был обеспечить переправу артиллерийским огнем. Краснов мне очень понравился: молодой, Герой Советского Союза… Хорошо запомнился его адъютант — красивая девушка с петлицами младшего лейтенанта, в галифе и коверкотовой гимнастерке. Увидев меня, она заохала и стала угощать кубиками растворимого шоколада. Эта встреча запомнилась еще и потому, что командир полка попросил отдать девушке мой ватник: был уже сентябрь, а ей с комдивом нужно было побывать в других частях. К счастью, мой ватник не пришелся ей впору. Девушка оказалась пошире и повыше меня. Почему к счастью? Потому что мне не хотелось ходить в шинели. В ватнике было теплее и удобнее.
На другой день после «новоселья» я вместе с другими солдатами стал свидетелем ожесточенного воздушного боя.
Позиции нашего полка бомбили немецкие бомбардировщики. Их охраняли в небе четыре истребителя. Вдруг появилась пара наших И-16, или, как мы их называли, «ишаков». Стремительная атака — и один бомбардировщик, объятый пламенем, густо задымив, стал падать. В лесу раздался взрыв. И тут в небе началась настоящая карусель. Один наш истребитель тоже вскоре задымил и ушел в сторону аэродрома. Остался один краснозвездный против четырех немецких истребителей. Двоих он под восторженные крики сбил, но и его подбили. С воем самолет героя устремился вниз и врезался в землю в полукилометре от нас. Мы кинулись к упавшему самолету, но подойти близко не могли, — машина горела, как костер. Мы стояли метрах в ста, и слезы текли у нас по щекам.
На следующий день приехали летчики, товарищи погибшего. На месте сгоревшего самолета они нашли орден Красного Знамени. Летчики нам сказали, что погибший был капитаном, командиром их эскадрильи.
Вечером 25 сентября меня послали на передовой наблюдательный пункт полка. Все чувствовали, что в эту ночь должно что-то произойти.
Часа в два ночи началось невообразимое. Земля буквально дрожала от разрывов наших снарядов. Через головы бойцов летели на вражеский берег фугасы и мины. Но вот на фоне общей канонады послышалось низкое надрывное завыванье, и тут же по ночному небу замельтешили огненные стрелы. На вражеском берегу, в который они впивались, возникла сплошная завеса огня. Такого я еще не видел!
Я не понял, что это за «стрелы», но кто-то рядом восхищенно сказал:
— Ну, вот и наши «катюши» заиграли!
И тогда мне стало понятно, что это и есть залпы наших знаменитых «катюш», о которых на фронте ходило столько легенд. Но увидеть «катюшу» вблизи, незачехленную, мне удалось только на одном из послевоенных парадов.
Да, в ту ночь «катюши» дали фашистам жару! Артподготовка длилась около часа. В стереотрубу левый берег Невы открывался, как на ладони. Я видел, как наши бойцы плыли через реку на больших просмоленных лодках. Несмотря на водяные столбы от разрывов, солдаты 70-й стрелковой дивизии форсировали Неву и завязали бой на левом берегу. Вскоре стала переправляться техника, полковая артиллерия. Стоял оглушительный грохот. Огонь вели и наши и немецкие батареи. К полудню наш берег принялись обрабатывать «мессершмитты». Встав в круг, они поочередно, сваливаясь на крыло, бомбили лодки десанта, роты, скопившиеся на переправе…
Очень часто выходила из строя связь с КП полка. На линию один за другим выходили связисты и связные. Настала и моя очередь. Вместе со мной пошел в медсанбат пожилой легко раненный в голову красноармеец Мильченко.
Траншеи были залиты водой, и идти по ним было тяжело. Перебежками и по-пластунски мы двигались вдоль траншей.
С того берега немцы нас заметили и открыли минометный огонь. Со второго залпа я понял, что нас взяли в вилку. Надо было прыгать в траншею. Раздался противный, леденящий душу вой мины. Я прыгнул, и тут же раздался взрыв. В глазах вспыхнули огненные круги.
Читать дальше