В начале августа нам перед строем зачитали приказ № 227 Верховного Главнокомандующего. Это был очень суровый приказ. В нем говорилось об опасном положении, создавшемся на советско-германском фронте, осуждались «отступательные» настроения, указывалось на необходимость любыми средствами остановить продвижение немецко-фашистских войск. Отступать дальше — значит погубить себя и погубить нашу Родину. «Ни шагу назад!» — вот суть приказа № 227.
На всех эти суровые и честные слова произвели огромное впечатление. Сознание смертельной опасности, нависшей над страной, придало каждому из нас новые силы.
Вскоре нам объявили, что полк отводится на другие позиции. Никто не знал куда, но по солдатскому телеграфу стало известно, что с Карельского перешейка полк перебрасывают в район невской группировки. Пошел слух, что мы будем участвовать в наступлении по прорыву блокады. Бойцы и командиры ликовали. Наконец-то кончилось сидение в обороне, пора дать фрицам пинка и отбросить от Ленинграда!
В таком настроении мы в одну из ночей погрузились в машины, и большая колонна двинулась в путь. И сегодня мне слышатся команды: «По машинам!», «Моторы!». Передвигались ночью. Очень строго следили за соблюдением светомаскировки. Несколько раз наша колонна останавливалась. Я ехал в полуторке вместе с артиллерийскими разведчиками. Было начало осени, и ночи стояли прохладные. Я устроился на дне кузова, укрывшись шинелями. Но холод все равно давал себя знать. В кузове лежали станьте резиновые камеры. Одну положил пол, себя, другую на себя. Почему-то с тех пор мне всегда неприятно касаться ногтями холодной резины.
Рано утром колонну обстреляли «мессершмитты». Бойцы залегли в кюветах и открыли по самолетам огонь из личного оружия. Расстрелял весь барабан своего револьвера и я. В те дни во фронтовой газете печатались стихи Твардовского о Василии Теркине, как он сбил из винтовки самолет. А почему и я не могу случайно сбить из револьвера «мессершмитт»? Да и орден очень хотелось получить…
Но в этот раз мечта моя не исполнилась.
К вечеру прибыли на незнакомое место. Разжигать костры запретили. Поели сухарей. Меня вдруг вызвал командир полка подполковник Несветайло. Оказалось, что одно орудие на последнем этапе сбилось с дороги и его нужно найти. Несветайло спросил, хорошо ли я запомнил дорогу. Я сказал, что отлично помню все повороты, что у каждого из них что-нибудь запоминал. Стал ему перечислять, где лежала трубка от противогаза, где каска… Он перебил и сказал:
— Хорошо. Поедешь с мотоциклистом и найдешь орудие. Проводите к месту расположения полка. Возьмите с собой на всякий случай канистру с бензином.
Машину с прицепленной к ней пушкой мы нашли на одной из развилок поздно ночью. Оказалось, что у артиллеристов кончился бензин, и они дожидались утра, чтобы искать своих. Вот где пригодилось горючее, которое мы взяли по распоряжению подполковника.
Заправив машину, мы поехали в полк. К утру я доложил командиру полка, что его приказание выполнено.
— Спасибо, сынок! Будешь представлен к медали. А сейчас присваиваю тебе звание «ефрейтор».
Так мне в одиннадцать лет было присвоено второе воинское звание. Я им очень гордился. У меня теперь были не пустые петлицы рядового, а шла через них красная полоска с большим медным треугольником в углу. Медали же в тот раз я не получил. Видимо, помешало начавшееся вскоре наступление.
Уже после войны я был награжден орденом Отечественной войны II степени. В Указе Президиума Верховного Совета СССР было сказано, что я награждаюсь «за боевые отличия в боях с немецко-фашистскими захватчиками в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.».
Прибыв в район Невской Дубровки, первое, что мы стали делать, — это зарываться в землю. Уже на следующий день немцы произвели сильный огневой налет на наши позиции. Похоже, фашисты уже знали, что подошел свежий полк.
Перед самым артналетом я встретил воспитанника одного из маршевых стрелковых полков. Это был мальчик лет четырнадцати. Естественно, мы обрадовались друг другу, стали рассказывать о наших солдатских делах. Поговорили мы всего несколько минут, так как немцы начали сильный обстрел наших позиций. Мой собеседник скатился в придорожную канаву, а я ползком добрался до вырытого для автомашины укрытия. Котлован еще не был готов, и машина стояла рядом.
Собралось нас человек пять. Лежим на спинах, смотрим вверх. Снаряды падали очень близко. Деревья, поднятые взрывами, рушились с треском, засыпая нас сбитыми ветками. Некоторые снаряды не разрывались, а уходили в болото с характерным булькающим звуком. Солдаты своими телами старались меня прикрыть.
Читать дальше