Суббота 27 ноября, приехал заправщик КрАЗ с дизтопливом для танков. В этот день Щербаков должен гулять свидетелем на свадьбе у товарища в своём далеком родном городке. Об этом договорились еще по весне, когда Сашка и не подозревал, что "загремит" в армию. Сегодня, вместо того чтобы веселиться, он, весь в грязи, пропахший солярой, вместе со своими бойцами лазил по танкам, сначала замеряя количество оставшегося горючего, потом отслеживая, сколько его залили. Такая вот "свадьба". Вечером привезли уголь для буржуек, и лейтенант вместе с экипажем таскал его к своей землянке, насыпав в кусок брезента.
На следующий день поехали с Димой Кушнировичем в штаб 2 МСБ, Кушнирович по своим делам, Щербаков получать задания от своего командира роты. Рынок в Шелковской жил своей жизнью, словно нет никакой войны, по улицам шли дети со школьными ранцами, работали киоски. На обратном пути заехали на телеграф, наконец-то Щербаков дозвонился домой. Минут десять разговаривал с родителями, на счастье, оказавшимися дома. В телефонной трубке гуляло эхо, так как связь шла через спутник, однако всё равно все были рады слышать друг друга. Но что расскажешь за десять минут?
В расположение 4 МСР Александр ехал грустный, вспоминая родные голоса. На последние 28 рублей купил бритвенные лезвия для своих экипажей – те заросли щетиной, и за их внешний вид Щербакову постоянно доставалось от командира танковой роты.
Начало декабря. Уже пару недель в баню никого не возили и в расположение роты баня не приезжала, поэтому мылись, кто как мог – из полторашки с подогретой на буржуйке водой, спрятавшись от ветра за танком. Полностью помыться не удавалось – воды очень мало, да и в полторашке только сэкономленная питьевая. Нижнее белье Щербаков стирал в большой луже с отстоявшейся водой и сушил потом на танковой пушке. Днем температура поднималась, порой можно ходить в одной майке, ночью опускалась к нулю, и часто поутру всё вокруг окутывал белый густой туман. Повсюду грязь с глубокими колеями от танков и грузовиков, на берцах налипает килограммами, и, когда идешь, приходится постоянно останавливаться и счищать её палкой.
С "бэтерами" пытались бороться путем их отлавливания в швах одежды с последующим уничтожением, раздавив между ногтями. Бывалый экипаж 172-го более кардинально подошел к уничтожению назойливых насекомых – в привезенном с мародерки тазике для белья по очереди кипятили свои "комки" на костре. Дембеля надеялись, что всё-таки скоро они уедут домой, а где здесь раздобудешь новую дембельскую форму?
– Калики – нульс, белуха – нульс, – демонстрировал припасенное на дембель новое нижнее белье явно подвыпивший Стеценко. – Когда на дембель, товарищнант? Мабута уже давно дома водку бухает!
– Скоро, – Щербаков делал вид, что не замечает состояния наводчика. – Обещали скоро.
Дедовщина в том виде, о котором слышал еще до армии Щербаков, во 2 МСБ отсутствовала. Конечно, иерархия слонов, черпаков и дедов здесь была, и слоны могли выполнять какие-то мелкие поручения черпаков и дедов. Но всё это без всяких издевательств или битья со стороны отслуживших больший срок, скорее как дань воинской традиции. Не до дедовщины – суровые условия, постепенно сплачивающие бойцов, да и заряженный автомат у каждого всегда под рукой – попробуй тронь.
Горючее экономили, так как заправщик (еще его называли «наливник») приезжал редко, и двигатель лишний раз не запускали. А АКБ потихоньку "садились" – лампочка в землянке, включение прибора ночного видения. Танк порой переставал заводиться – застоялся, аккумулятор подсел, давление воздуха в баллонах для запуска двигателя упало. Спасала накачка баллонов на одном из других танков, пару раз пришлось заводить "с толкача", зацепив тросами за другой танк.
Домой Щербаков писал часто, почти каждую неделю, но в письмах о своем суровом быте упоминал вскользь, говорил, что всё у него хорошо, боевых действий нет и не предвидится. Письма, написанные на тетрадных листах, а иногда на карточках огня танка или боевых листках из-за дефицита бумаги, он старался передавать через офицеров, едущих домой в отпуск, так быстрее и надежнее. Обратный адрес прежний – «Москва-400».
От родителей первое письмо Александр получил только спустя два месяца после его отправки на Кавказ – почта работала отвратительно. Письма подолгу где-то лежали, половина терялась в пересылках. Но те, что доходили, были самым радостным событием в армейской жизни лейтенанта. Он по много раз перечитывал их, словно на короткие мгновенья оказываясь дома, затем складывал в сумку, лежащую в командирском ЗИПе. Когда писем долго не приходило, или становилось совсем тяжело, он вновь вытаскивал потрепанные конверты и снова перечитывал. Очень хотелось домой. Сейчас у Щербакова не было ни друзей, ни близких товарищей. Но как отсюда уехать, если даже дембелей не меняют…
Читать дальше