1963 - В ночь на 23 января Филби исчезает из Бейрута. Советский Союз объявляет, что Филби получил политическое убежище в Москве. 3 марта Элеонора Филби получает телеграмму от мужа из Каира. 3 июня "Известия" сообщают, что Филби находится в Йемене. 1 июля английское правительство раскрывает, что Филби был советским агентом с 1946 года и что именно он был "третьим" в деле Берджеса-Маклина.
1965 - Филби награжден советским орденом Красного Знамени.
Спустя четыре часа, в меховом тюрбане, темных очках и теплом пальто из верблюжьей шерсти - я приземлилась в России. У меня не было ни малейшего представления, в каком уголке этой огромной страны я находилась и что со мной будет. Вокруг была ночь. И вдруг на полпути с трапа самолета я услышала голос Кима: "Элеонора, это ты?"
Мы сидели в большом черном автомобиле, уносившем нас в темноту, и он держал меня за руку. Я любила этого человека, этого русского шпиона, ради которого оставила все, во что верила.
Ким похудел, состарился, и я с трудом его узнала. Раньше я никогда не видела его в шляпе. Эта темно-голубая шляпа принадлежала Гаю Берджесу, который неожиданно умер месяц назад. Киму достался весь его гардероб, где особенно пригодились дорогие зимние пальто с меховыми воротниками. Шляпу он носил из сентиментальных чувств. На переднем сиденье, рядом с водителем, сидел моложавый человек лет сорока пяти - первый русский из тех немногих, с которыми мне предстояло познакомиться.
Возможно, он - единственный человек в мире, который знает от начала до конца, чем занимался Ким. Я его знала просто как Сергея, но вскоре выяснилось, что он был основным связным Кима в сложной системе советской разведки. Он часто приходил к нам в гости, чтобы помочь в решении разных проблем и в приспособлении к незнакомому миру России. Он был очень обаятельным, с добрыми, блестящими, коричневыми глазами и превосходным чувством юмора. По-английски он говорил бегло, с едва заметным акцентом.
Со временем я очень привыкла к нему, а он всегда относился ко мне со старомодной учтивостью. Иногда он приносил мне букет цветов, которые зимой стоили огромных денег. Я никак не ожидала такого отношения и была очень тронута. У Сергея был большой автомобиль с шофером, и было ясно, что он занимал высокий пост в советской разведслужбе.
В тот первый вечер мы подъехали к квартире Кима, и Сергей вошел вместе с нами, чтобы выпить бокал шампанского, которое Ким заранее охладил. Но через несколько минут Сергей вежливо попрощался и ушел. Я была безумно счастлива.
"Ты конечно прихватила - спросил Ким - бутылку шотландского виски?" Я объяснила, что русский агент, провожавший меня в лондонском аэропорту, не разрешил мне даже приблизиться к магазинам. "Черт подери, - засмеялся Ким, - а я уже всем сказал, что ты привезешь бутылку виски".
Ким жил под чужим именем в огромном сером доме, в пятнадцати минутах езды на метро от центра города Я пообещала никогда не раскрывать его имени и его адреса. Сзади это здание напоминало Лубянку. Но с фасада вид улучшался благодаря небольшому зеленому скверику, где по теплым дням старики играли в шахматы, а старушки зорко наблюдали за своими младенцами.
По советским стандартам, у Кима была огромная и шикарная квартира из четырех комнат, но в спальне не было двуспальной кровати: русские в них не верят. Позднее я специально навела справки: таких кроватей в продаже не было.
Тогда я не имела представления, насколько трудно обставить квартиру в Москве. Не зная, чего натерпелся Ким, я, должно быть, сильно обидела его своими замечаниями в те первые дни. Например, я сказала, что хорошо бы избавиться от голубого диванчика, который Ким поставил в углу гостиной. Только позднее оказалось, что это была редкая находка, и Ким ею очень гордился.
Ким объяснил, что, по престижным соображениям, его русские друзья настояли на том, чтобы у нас был телевизор - в те времена за телевизорами были огромные очереди.
Ким знал, что я обожала птиц, и уже приготовил для меня канарейку и пару зеленых попугайчиков в прелестной самодельной клетке.
Кухня была современной и хорошо оборудованной. Стиральная машина из Чехословакии, пылесос из Румынии, полотер из Югославии; русским был только холодильник. Но стиральную машину, работавшую с дикими завываниями и до смерти пугавшую нашу прислугу, мы превратили в кухонный стол. А вот пылесос, о котором мы не могли даже мечтать в Бейруте, был настоящим подарком для наших многочисленных восточных ковров.
Читать дальше