Крэйг Браун - Теория шести рукопожатий

Джон Скотт-Эллис представляется. Он пользуется моментом и спрашивает фюрера, не помнит ли тот, как его сбили на улице три года назад. К его удивлению, Гитлер все хорошо помнит. «Он был весьма обходителен в те несколько секунд». Потом вступает оркестр, и начинается увертюра. Больше эти двое никогда не встречались.

Проходят годы [3], и Джон часто рассказывает о своем неожиданном столкновении с Адольфом Гитлером. «Пожалуй, несколько секунд история всей Европы была в моих корявых руках. Я едва задел его, но если б я задавил его насмерть, изменилась бы мировая история», – так он резюмирует эту любопытную встречу.

Чирк-Касл, Рексем, Северный Уэльс

Лето 1923 года

Летом 1923 года Джону Скотт-Эллису всего лишь 10 лет, однако ему уже довелось обедать с Г. К. Честертоном и Джорджем Бернардом Шоу.

Джон живет в большом замке XIII века. Его отец, восьмой барон Говард де Уолден, по-любительски занимается искусством, сочиняет оперы, стихи и пьесы. Одно время ему принадлежал Королевский театр Хеймаркет, где ставилось немало интеллектуальных пьес, в том числе драматурга Генрика Ибсена. Когда выяснилось, что они не приносят доходов, его уговорили поставить комедию «Банти дергает за ниточки»; она шла в театре три года.

Замок барона, как магнитом, влечет к себе художников и писателей. Маленькому Джону привычно проводить дни с Хилэром Беллоком, Огастесом Джоном, Джорджем Муром и Максом Бирбомом. Одни знаменитости дружелюбнее, чем другие. Беллок учит его складывать из бумаги всевозможные хитрости, например, птичку, которая хлопает крыльями, если потянуть ее за хвост. Еще он показывает ему легкий способ доказать теорему Пифагора: вырезать два треугольника и особым образом положить их на лист бумаги. «Я до сих пор помню, как это делается, но, к несчастью, совсем позабыл его неопровержимое доказательство троицы, которое он продемонстрировал каким-то похожим способом», – последствии вспоминает Джон. Еще он помнит, как однажды ирландский писатель Джордж Мур («вечно озадаченный») поделился с его отцом проблемой, которую никак не мог решить.

– Я все пишу «пожар распалялся все сильней», но это плохо, а я никак не могу придумать, как сказать по-другому.

– А что, если написать «пожар разгорался все сильней»? – предложил лорд Говард де Уолден.

Мур уехал счастливым.

Летом 1923 года в Чирк приезжает Редьярд Киплинг. Великий писатель и маленький мальчик идут погулять по саду. Как раз в такой же обстановке Хью Уолпол заметил о 160-сантиметровом Киплинге: «Когда он гуляет по саду, видно только его брови».

Пятидесятисемилетний Киплинг просит детей называть его дядя Редди. Он с трудом заводит дружбу с взрослыми, но с детьми общается, как с равными, и так же пишет для них. «Я лучше сочиню добрую книжку детских сказок, чем новую религию или совершенно новое устройство общественной и политической жизни», – поясняет он.

С детьми он сам становится ребенком. Во время поездки в Южную Африку он лег на палубу, когда учил маленького мальчика играть в солдатиков. Однако на тех, кто не разделяет его склонности к приключениям, ему порой не хватает терпения. Как-то раз он дал одному юноше свой револьвер и предложил выстрелить. Видя его нерешительность, Киплинг отрезал: «В твоем возрасте я бы все отдал, чтобы пострелять из револьвера!»

Но с Джоном Киплинг на одной волне. Киплинга давно увлекают сверхъестественные явления, и потому, возможно, он обращает внимание на необычные способности ребенка: Джон умеет бросить на пол колоду карт рубашкой вверх и взять из нее четыре туза. «Я совсем не утверждаю, что обладаю какими-то странными силами, но, пожалуй, у меня была или даже есть эта экстрасенсорная способность чуть больше, чем у других», – вспоминает он. Как-то раз после обеда гость – некий адмирал, интересующийся оккультными делами, просит его бросить кости и загадать, чтобы выпало побольше очков. «Примерно на двадцать с лишним бросков у меня ни разу не выпало меньше двойных четверок, а часто выпадали и шестерки». Потом адмирал велит ему загадать поменьше очков. «Сначала выпало два очка, и дальше шло примерно так же».

Гуляя по саду, Джон болтает с Редьярдом Киплингом о немцах. Киплинг говорит, что терпеть их не может. Разговор заходит о самолетах. Киплинг говорит, что то и дело пытаются сбить его каминную трубу.

Джон спрашивает, не хочется ли ему полетать на дирижабле.